Но он знает. Отрывается от моих губ с влажным звуком, и быстро скользит языком вниз: по щеке, шее, ключицы, к груди, не переставая тереться членом об мои мокрые складочки.
Снова рывок, срывая лиф платья на талию, высвобождая переполненную молоком грудь, к которой он тут же припадает ртом, слизывая выступающие капли.
Дергаюсь, чтобы остановить это безумие, но он припечатывает мои руки над головой и словно оголодавший, ласкает мои соски языком, заставляя меня стонать и извиваться, распадаясь на молекулы, атомы, отдельные части звенящей эмоции, настолько сильной, что вечерняя тишина превращается в нарастающий гул, нарушаемый лишь прерывистым дыханием и звуками – такими влажными, соблазнительными, когда мой мужчина снова тянется ко мне и целует приоткрытые губы. Отвечаю ему, прикусываю его нижнюю губу, оттягиваю, всасываю. Толкаюсь языком навстречу и едва не захожусь в истерике от возбуждения.
Я хочу его. Хочу в себе. Глубоко, горячо, мокро, до сорванного от стонов голоса.
Словно читая мои одержимые мысли, он не просто трется членом, он втрахивает меня в сидение, лаская клитор натянутой ширинкой своих брюк. И я почти на грани: под кожей зудит, перед глазами фейверки и, кажется, вот сейчас, сейчас я, наконец, обрету то самое… Но шуршание ремня и лихорадочный шепот на каком-то ломаном английском, вышибает меня из чувственного дурмана в реальность.
В реальность, в которой меня все еще покрывает быстрыми, нетерпеливыми поцелуями абсолютно-чужой и почти незнакомый мужчина.
Замираю с приоткрытым ртом и всё с тем же прерывистым дыханием. И так противно становиться от самой себя. Внутри все холодеет, особенно, когда Ари расстегивает ширинку и, приспустив штаны с трусами, сдвигает в сторону мои, испачканные смазкой, трусики.
О, боже! Нет, нет, нет…
– Нет, – уже вслух, пытаясь оттолкнуть его от себя.
– Что такое? – поднимает Акерман горящий, затуманенный похотью взгляд, а сам касается меня пальцами между ног, гладит клитор, высекая последние искорки желания.
– Нет, не надо! Пожалуйста, остановись! – перехватываю его руку, сглатывая подступившие слезы. Ари хмурится. Кажется, до него только сейчас начинает доходить, что секса не будет.
– В чем дело? – чуть ли не рычит он и дышит так, словно пробежал несколько километров. Его мощная грудь поднимается и опускается, придавливая меня к сидению.
– Встань с меня, пожалуйста, – все, что могу выдавить, сгорая от стыда. Вот только Ари не спешит выполнить мою просьбу. Вглядывается в меня глубоким, долгим взглядом, от которого становится не по себе. Кажется, еще чуть -чуть и он все поймет. Увидит, прочитает, как я под ним представляла другого мужчину.
– Встань, – повторяю одними губами.
Акерман с шумом втягивает воздух и рывком встает.
Меня пробирает до костей ветер и стыд. Отвожу взгляд, и дрожащими руками натягиваю платье и поправляю трусики.
Ничего не говоря, Ари закуривает и встает за штурвал. Катер трогается с места, а я натягиваю пиджак на озябшие плечи и едва сдерживаюсь, чтобы не разрыдаться.
Ну, вот опять. Опять одно и то же.
Всю дорогу до пирса мы проводим в молчании, да и что сказать? Извини, я больная идиотка, люблю мужчину, которого вот уже два года нет в живых и не знаю, как мне жить с этим?
Ну, и зачем ему мои загоны?
Но все же сказать что-то приходиться, потому что, когда мы пришвартовываемся и идем к машине, Ари задает – таки злополучный вопрос:
– И все-таки, что произошло, Ева?
– Ничего, – пожимаю плечами, отводя взгляд, прекрасно зная, как это нелепо выглядит. – Просто это первое свидание…
«И последнее!» – решаю в своих мыслях, ибо не смогу больше взглянуть этому мужчине в глаза.
– А тебе не… – почему -то кажется, что вот сейчас прозвучит «пох*й ли?», но откашлявшись, Ари добавляет культурное, – все ли равно?
– Нет, – отвечаю тихо и, не видя смысла продолжать разговор, прощаюсь. – Извини за испорченный вечер.
– Не говори ерунду, – отмахивается он и, улыбнувшись, осторожно дразнит. – Хотя обломала ты меня, конечно, знатно.
– Прости, – шепчу, краснея от неловкости.
– Не грузись, – заключив мое лицо в ладони, просит он и, легонько коснувшись моих губ своими, шутливо добавляет. – Первый блин всегда комом, но у нас еще уйма попыток.
Кивнув, выдавливаю из себя улыбку и сажусь в машину, которая привезла меня на свидание, точно зная, что больше никаких попыток не будет. Во всяком случае не с этим мужчиной. С ним все гораздо сложнее и запущеннее, чем с другими.
До конца недели мне с успехом удается игнорировать звонки Акермана и его сообщения в надежде, что он сам все поймет. И он понимает. Я с одной стороны чувствую облегчение, а с другой – грусть. Ари Акерман действительно мне понравился, да и вообще такими мужчинами не пробрасываются нормальные женщины, но где нормальные, а где я?