Паранойя. Почему мы?

И я понимаю, что веду себя неадекватно, но ничего не могу поделать со своей паранойей. Вздохнув тяжело, беру молокоотсосы и иду наверх, чтобы переодеться и сцедить молоко, ибо еще чуть-чуть и оно польется. Все – таки совмещать грудное вскармливание с моим нынешним ритмом жизни – это та еще морока, но ради здоровья дочери, я готова и с молокоотсосами таскаться, и протекать на лекциях, как уже однажды со мной было, и мучиться из-за трещин на сосках, и, если понадобиться, отказаться от всяких выставок и универа.

Для меня материнство на первом месте. Я хочу, чтобы моя дочь росла с мыслью, что ее мама всегда, при любых обстоятельствах будет выбирать ее.

– Что, полегчало? – собирая в папку какие-то документы, шутливо осведомляется Гридас, когда я спускаюсь на кухню с двумя бутылочками молока.

– Да иди ты, – отмахиваюсь я беззлобно, ставя провизию Булочки в холодильник. – Лаура уже уехала?

– Конечно, уехала, ей и без твоих психов хватает нервяков.

– Ой, ну простите, что беспокоюсь за своего ребенка, – язвлю я и тут же меняю тему. – Ты поужинал?

– Да. Не стал тебя ждать, думал, приедешь позже. Как дела с выставкой?

– Не спрашивай, у нас с куратором просто адова война по поводу света. Спорим, нужно ли «погасить» потолок или делать только направленное освещение, или же оставить и направленное, и общее ровное. У куратора свое видение, у меня – свое, и честно, я уже сама не знаю, как лучше. Свет – это, как минимум, тридцать процентов успеха, поэтому я ужасно волнуюсь, – признаюсь с тяжелым вздохом и устало опускаюсь на стул возле острова, только сейчас в полной мере осознавая, как меня вымотал сегодняшний день.

– Тебе нужно прекратить все контролировать. Твоя задача – писать картины, а не заниматься их презентацией. Оставь эту работу профессионалам.

– Я просто хочу, чтобы люди видели мои работы так, как вижу их я.

– Ну, ты же понимаешь, что они все равно увидят их по-своему? – с мягкой улыбкой возражает Витя, и мне ничего не остается, кроме, как признать его правоту.

– Да понимаю, но можно же иногда помечтать.

– Можно, конечно, но чем быстрее ты начнешь реально смотреть на вещи, тем меньше будешь разочаровываться.

– Ой, ты опять нагнетаешь, – отмахиваюсь я шутливо, зная, впрочем, что Витя фигни не посоветуют.

– Ну, кто-то же должен говорить тебе правду, ребенок, – ласково коснувшись кончика моего носа, с улыбкой поднимается он из-за стола, а меня переполняет такая благодарность и теплота, что не могу держать их в себе.

– Должен, – соглашаюсь тихо и почти шепотом добавляю, – и мне очень повезло, что это именно ты.

Витя хмыкает и, приобняв меня, неловко похлопывает по плечу, переводя все в шутку:

– Прекращай, иначе мне придется удочерить тебя, а я еще не готов становиться дедушкой.

Мы смеемся, и на душе так хорошо делается. Все заботы и тревоги как-то разом отступают, уходят на второй план.

– Ну, готов – не готов, а «дедушка» из тебя получился преотличный, – подмигнув, резюмирую я весело. Витя, смутившись, отмахивается и начинает суетиться возле плиты.

– Давай-ка, поешь, пока этой маленькой егозы нет, а то ведь не даст потом, – распоряжается он и ставит передо мной салат, тарелку супа и пирог с мясом и картошкой.

– Лаура прямо, как на свадьбу наготовила, – отмечаю я, оглядывая стол.

– Так она же взяла выходной, у нее у сына соревнования.

– Да? Я не знала. Надо будет позвонить, пожелать им удачи. Ты не поедешь поддержать? – приспрашиваюсь как бы между делом, но Витю так просто не возьмешь.

– С чего бы это? – сверлит он меня недовольным взглядом, поняв, на что я намекаю.

– Ну-у, мне показалось, я вам помешала, когда вошла, – принимаясь за салат, закидываю удочку. Гридас закатывает глаза.

– Не выдумывай ерунду. Она просто помогла мне разобраться с парой терминов в документах.

– Почему это ерунду? Между прочим, очень приятная женщина и тебе подходит…

– Давай, я как-нибудь сам разберусь, кто мне подходит, – открещивается он, наливая себе кофе.

– Уж не Оля ли? – вырывается у меня давно назревшее подозрение.

В последнее время Прохода к нам зачастила. За год у меня с ней установились более – менее адекватные отношения. Нет, мы не стали вновь подругами и не вели задушевных бесед, но Оля смогла переступить через свою неприязнь и обиду, за что я была ей безмерно благодарна. Мне очень хотелось, чтобы у моей малышки была хоть какая-то связь с отцом, с той его стороной, о которой я мало, что знала. Оля редко, но делилась своими воспоминаниями о нем, и это было очень больно – осознавать, чего лишен мой ребенок, но я старалась не зацикливаться. В конце концов, что толку переживать о вещах, которые нельзя изменить?! Главное, что у моей дочери есть замечательная сестра, которая любит ее всей душой. Пусть не сразу, но Оля прикипела к малышке, а та в свою очередь ответила ей не меньшим обожанием и любовью.