Паранойя. Почему мы?

Смешно, но я чувствую себя какой-то старой девой, дорвавшейся до мужика. Язвительная часть меня крутит мне у виска, но я ничего не могу с собой поделать, пока Серёжа не замечает мой неприкрытый интерес.

К счастью, он его не комментирует, но по тени улыбки, пробежавшей по лицу, понимаю, угорает вовсю.

Смутившись, опускаю взгляд и начинаю торопливо расстегивать пуговицы дрожащими пальцами.

 Что я тут делаю? Зачем? Что будет дальше? Сплошные вопросы и ни одного ответа. Ясно только то, что я больше не хочу сходить с ума наедине с собой.

На автомате снимаю халат и, столкнувшись с таким же маниакальным взглядом, как и у меня пару минут назад, тушуюсь, впервые за несколько месяцев задумываясь о том, как вообще выгляжу со стороны.

Долгов, подзагорев, приобрел очень даже товарный вид, хоть на обложку Men's Health бери: тут тебе и четкий рельеф пресса, трапециевидных, грудных мышц, бицепсов, трицепсов, квадрицепсов –  да всего, в общем. Не каждый молодой парень имеет такую форму, а уж для сорока лет и вовсе огонь. К сожалению, я не могу похвастаться тем же. Для своих девятнадцати выгляжу я откровенно погано: тощая, бледная, ни сисек, ни жопы, ни свежести, одни ноги-спички, да «вареники» на все лицо. Представив, какое чудо-юдо видит перед собой Долгов, хочется снова надеть халат.

Не то, чтобы меня так уж волновало, насколько я факбл, но как-то все равно немного стремно выглядеть хуже той же далеко не юной «Робертс», я уж не говорю про других Долговских сосок.

– Ты очень красивая, Настюш. От одной длины твоих ног можно запросто ох*еть, так что прекращай зажиматься, – видимо, поняв, о чем я думаю, заверяет Долгов и смотрит так, будто любуется.

Безусловно, мне приятно, и я невольно розовею от смущения. Однако себя ведь не обманешь. Я прекрасно знаю, как ужасно выгляжу, о чем и говорю.

– Спасибо, конечно, но ты мне льстишь.

– Этот товарищ, Настюш, никогда не льстит и не врет. Если стоит – значит ты ох*енна, точка! – в своей беспардонной, безапелляционной манере парирует Долгов, демонстрируя «монумент» правды.

У меня невольно вырывается смешок, и я снова краснею. Не найдясь с ответом, качаю головой и спешу скрыться в бане, пока Сережа подкидывает дрова в печку.

От сухого жара по коже маршируют мурашки, и я снова скукоживаюсь.

– Нормально тебе? Или сильно жарко? – уточняет Долгов, войдя следом. Снова качаю головой и забираюсь на полок.

Баню я люблю. Мама начала приучать меня к ней с детства. Даже, когда у нас не было денег, мы всегда ходили в общественную. Конечно, в шесть лет парилка была для меня адом на Земле, но лет с двенадцати, когда кто-то сказал, что так можно «вытопить» жир с щек, я сразу же переменила к ней отношение. Я тогда была без ума от Шерон Стоун и очень хотела, чтобы у меня было такое же худое личико с тонкими чертами, а не мой кругляш. Увы и ах. Жир с щек я, конечно же, не «вытопила», так как была настоящим проглотом, но вот баню с тех пор полюбила.

Вспоминая все это, внутри начинает поднывать, и слезы подступают к глазам. Чтобы окончательно не расклеиться, наливаю в таз воды и торопливо моюсь, стараясь лишний раз не смотреть на Долгова.

У меня, если честно, в голове не укладывается происходящее. Еще вчера я дышать не могла с ним одним воздухом, а теперь моемся в бане с таким обыденным видом, словно уже лет десять женаты и проводим так каждый вечер субботы. Правда, обыденный вид дается с таким трудом, что через минут десять чувствую себя выжатой мочалкой. Напряжение просто зашкаливает. Голодные взгляды Долгова, его откровенное желание и «случайные» прикосновения сводят с ума, отзываются во мне горячим, сладким томлением. Между нами так искрит, что того и гляди, случится короткое замыкание.

Снова пытаюсь понять, зачем все это, ради чего, но не нахожу причин.

Вскоре Сережа добавляет жа’ру. Баню заполняет густой пар и запах пихтового масла.

Вытягиваюсь на полке во весь рост и закрываю глаза, чтобы хоть немного успокоиться и расслабиться. Смотреть на блестящее от пота, загорелое тело Долгова и корчить из себя невозмутимость – настоящая пытка. Меня тянет к нему с бешеной силой. Я хочу его и осуждаю себя за это, чувствую чем-то грязным, мерзким, аморальным. Я стараюсь не думать о маме и Глазастике. Благо, усталость дает о себе знать, иначе чувство вины просто сожрет меня вместе с костями.

Разморенная влажным жаром и бессонными ночами, едва не засыпаю, но тут на мою разгоряченную кожу начинает осторожно литься, приятный, освежающий холодок. Сережа поливает меня из ковша с ног до головы, а я едва не мурчу, выгибаясь под нежными струями воды.

– Настюш, я ведь не железный, – проведя горячей ладонью по моей ягодице, шепчет он и неспешно оглаживает попу. Я пропускаю удар, пульс мгновенно ускоряется, и становиться трудно дышать, когда Долгов без лишних прелюдий начинает меня ласкать, проходясь ребром ладони туда-сюда между моими ягодицами. Наверное, даже, если бы я захотела как-то воспротивиться, не смогла бы. Мое и без того, превратившееся в желе тело, наполняется негой, и я просто не в состоянии пошевелиться.