Смутившись, краснею. Я отвыкла от него такого… до пошлости откровенного в своих желаниях, но в тоже время меня это до дрожи заводит. Он покрывает влажными, жадными поцелуями мою шею, спускаясь все ниже и ниже, продолжая сдвигать подол халата.
Сглатываю тяжело и не знаю, как быть. Скарлетт О'Хара машет ручкой, и сомнения накрывают, словно цунами. Я хочу Долгова, очень хочу, но меня ломает от того, насколько это неправильно.
Если первый раз еще как-то можно оправдать, списать на «пожалеть, поддержать», то повторить – значит окончательно расписаться под собственным нравственным уродством, ибо теперь я уж точно не имею ни малейшего права на Долгова. Он меня его просто-напросто лишил.
Я должна, обязана его ненавидеть или хотя бы презирать, но я выгибаюсь, словно кошка в гоне, навстречу жалящим губам, раздвигаю ноги шире и, едва сдерживаюсь, чтобы не застонать от соприкосновения с эрекцией, зажатой в тиски водонепроницаемой ткани. Между ног горячей, липкой патокой растекается томительное возбуждение. Долгов неспешно трется членом об мою влажную, истекающую смазкой промежность, а меня ведет, я дурею от запаха его кожи, от его прикосновений – от того, что это просто он. Мой стыд, мой грех, мое проклятье, как бы мучительно больно не было это признавать.
– Сережа, – едва слышно выдыхаю и, неимоверным усилием воли пытаясь его остановить, умоляюще шепчу. – Пожалуйста, Сереж…
– Что такое, маленькая? – замерев, отрывается он от моей груди и с тревогой всматривается в лицо, а я понимаю, что как только озвучу свое «нет», он тотчас уйдет, и тогда я снова окажусь в этом, высасывающем меня по каплям, вакууме боли. Но и позволить ему трахнуть меня – это ни в какие ворота. Это откровенный п*здец!
Поэтому, отведя взгляд, хватаюсь за пуговицы на халате и суетливо начинаю его застегивать, неловко тараторя:
– Все нормально, я просто думаю, нужно сходить в баню, пока не остыла, я грязная и… тебе будет неприятно, мне дискомфортно, я так не люблю.
– А-а вон оно че, – ничуть не поверив, тянет Долгов насмешливо и, видимо, давая мне шанс не быть психнутой идиоткой, снова начинает поглаживать мои бедра, понижая голос до чувственного шелеста. – Тогда ты зря переживаешь, Настюш. «Грязная» ты еще вкуснее. Меня заводит вылизывать тебя после того, как трахнул. Ты так ох*енно пахнешь нашим сексом, мной, тем, что ты моя. Знаешь, что я представлял все эти месяцы? Каждую, еб*нную ночь на зоне, я вспоминал, какая ты на вкус, и готов был все отдать, лишь бы еще раз почувствовать, как ты течешь мне в рот, как стонешь от кайфа на весь дом, как кончаешь, когда я тебя…
– Перестань, – прошу, задохнувшись от шарахнувшего убойной дозой желания. Перед глазами кадры, как он ласкает меня языком, и по телу пробегает дрожь, как у наркоманки при виде желанной дозы.
– Ты слишком много думаешь, Насть, тебе не идет, – подмигнув, возвращает мне Долгов мои же слова, но уже в следующее мгновение, посерьезнев, добавляет. – Иногда надо жить настоящим, котенок, просто быть здесь и сейчас. Люди потому и не удовлетворены своей жизнью, что «сегодня» у них никогда не наступает, они либо все еще во вчерашнем дне, либо в завтрашнем. Не живут, а черновик пишут.
– Жить здесь и сейчас – легкомысленно и чревато опасными последствиями, – возражаю в таком же назидательном духе, правда, чувствую себя невозможной занудой.
– Не спорю, – соглашается Долгов, – но в нашем с тобой случае это – единственное верное решение.
Что ж, надо признать, он прав. Слишком все шатко и неопределенно у нас, чтобы думать о будущем, и слишком больно, и горько, чтобы вспоминать о прошлом. И все же некоторые тубу, да и комплексы тоже, невозможно так запросто перечеркнуть.
– Нужно пойти помыться, – выдавливаю из себя, глядя, куда угодно, только не на Долгова.
– Ну, иди, раз надо, – доносится до меня разочарованный вздох.
Долгов хочет отстраниться, а мне так чудовищно страшно становиться, что сама не понимаю, как хватаю его за руку.
Сережа удивленно замирает. Мы смотрим друг другу в глаза. Меня трясет, как в лихорадке от волнения. Надо что-то сказать, но я не могу. Меня будто парализовало. Я в такой растерянности, внутри адская неразбериха. Не знаю, чего хочу, что мне нужно и к чему приведет мое решение, поэтому, как ни силюсь, не могу его принять. Смотрю на Долгова и мысленно умоляю: «Пожалуйста, сделай этот выбор за меня, убеди, заставь, обмани, но ради бога, сделай, сама я не в силах взять на себя эту ответственность». И Сережа, как и всегда, понимает все без слов. Усмехнувшись, подходит и, сняв меня с подоконника, молча ведет за руку куда-то. Как оказалось, в баню.
Когда за нами закрывается дверь в предбаннике, меня пробивает озноб. Втягиваю с шумом теплый, влажный воздух, пропитанный запахом березовых веников, и застыв истуканом, смотрю, как Долгов снимает шорты с трусами. У него до сих пор стоит член и, это выглядит так мужественно, и красиво, что невольно засматриваюсь.