Паранойя. Почему мы?

– Нет, Насть, это не бартер, – тяжело вздохнув, качает он головой. – Просто хотел, чтобы тебе было как-то приятно что ли. Чтобы ты, возможно, вдохновилась и потянулась к природе. Начала рисовать, перестала замыкаться на том, что произошло и дала себе шанс двигаться дальше. Это ведь не значит простить меня. Да и не надо меня прощать. Просто живи. Живи и не думай, хорошо это или плохо порадоваться «сраному венику» от такого мудака, как я. Если тебе хочется, делай. А нет – ну, и х*й с ним, выкидывай! Самое главное, чтобы тебе от этого было нормально, чтобы ты не загонялась еще больше. Ответь самой себе: тебе нормально?  Легче от того, что все это теперь в помойке?

Он смотрит на меня в упор, будто в самую душу, и я не могу сохранять poker face. Губы начинают дрожать, перед глазами все расплывается, а через секунду слезы текут по моим щекам.

– Так я и думал, Настюш, – резюмирует Серёжа с невеселой усмешкой и, нежно стирает влажную дорожку с моего лица, но для меня это уже слишком. Отшатнувшись, спешу на улицу. Правда, пробегаю всего пару метров. Поняв, что Долгов не пошел за мной, застываю посреди двора и не знаю, что делать дальше.

– Ты в порядке? – выглядывает Гридас из какой-то пристройки, похожей на сарай.

– Да, – киваю на автомате, но тут же понимаю, как глупо это звучит, учитывая, что я стою, как неприкаянная, с помойным ведром в руках. Заплакав, качаю головой и шепчу. – Нет, на самом деле, нет. Я не знаю, что мне делать…

– Так… давай, для начала выкинем это, – подходит Гридасик и аккуратно забирает у меня ведро.

Он отводит меня в беседку, а сам идет выбросить мусор. Вернувшись, ничего не говорит, просто сидит, курит и ждет, когда я выплакаюсь.

– Извини, – выдыхаю спустя какое-то время, неловко отводя взгляд и комкая в руках край футболки.

– Тебе не за что извиняться, – заверяет Гридас.

– Есть, – возражаю, судорожно вздохнув. – Нагрубила тебе. Обычно, я не веду себя, как зажратая, высокомерная сука, просто…

– Послушай, Настасья, – останавливает меня Гридасик легким касанием руки. Я удивленно вскидываю на него взгляд, он же, сдержанно улыбнувшись, продолжает. – Я уже взрослый мальчик. Все понимаю. И пожалуй, это мне стоит извиниться. Ты слишком много пережила для своего возраста, да, и для любого тоже. А каково это – когда тебя ломают, и ты абсолютно бессилен перед обстоятельствами, я знаю не понаслышке. Справиться с этим крайне сложно. Мотает из стороны в сторону, и ты, как бешеная собака, кусаешь даже самые ласковые руки. Но надо хотя бы пытаться выкарабкиваться, иначе пропадешь. Чем хороша тюрьма…

– Хороша? – вырывается у меня невольный смешок.

– Как ни странно, – улыбнувшись, пожимает плечами Гридас и продолжает. – Так вот в тюрьме очень хорошо видно человеческую природу без налета цивилизованности и всех этих масок, которые мы привыкли напяливать. В принципе там та же жизнь, что и здесь: те же проблемы и вопросы, просто в более примитивных проявлениях и формах. Многие к этому примитивизму не знают, как приспособиться и начинают так психологически гнать, что сгорают буквально за пару месяцев. Все летит по одному месту: зубы крошатся, вши лезут, чесотка начинается, тубик… Да что только не выползает! И не потому что условия плохие, просто человек себя изнутри подламывает, а когда очухивается, уже поздно – здоровье похерено, – бестолково просрана единственная валюта, которая никогда не обесценится. Поверь, все забывается и проходит, Настасья, и новые дети рождаются, как бы кощунственно это сейчас ни звучало для тебя, но это так. Однако, здоровье, как ни старайся, не вернешь, а оно тебе еще понадобиться, хотя бы для того, чтобы родить в будущем детей. Так почему ты сейчас жертвуешь их здоровьем ради скорби по тем, кого уже не вернешь?

Я не знала, что сказать. Более того, я была в шоке от того, как он вывернул ситуацию и загнал меня в угол.

– Наверное, я еще не доросла, чтобы мыслить настолько наперед, – все, что могу ответить, признавая его правоту.

– А никто не думает, поэтому иногда взгляд со стороны не бывает лишним. Я ни в коем случае не мню себя кем-то, кто познал дзен, но я через многое прошел, совершил кучу ошибок, в том числе и из-за вот такой яростной обиды. Конечно, у каждого свой путь и свои ошибки. Я не призываю тебя к прощению, принятию или пониманию. Я не адвокат Серёги и за многое его осуждаю, но ему, как и тебе, очень тяжело. Возможно, даже в каком-то смысле гораздо тяжелее, потому что ответственность была на нем и он с ней не справился. Я видел его, когда он рыдал, как мальчишка от бессилия. Поверь, это страшное зрелище, когда крутой мужик, привыкший вершить судьбы, падает с высоты своего Олимпа.  Я раньше думал, что сильные не падают. Но на его примере понял, что падают все. Сильных отличает лишь то, что они могут собрать себя переломанного и снова подняться. Возможно, не на ту же высоту, но главное –  на ноги. И он сейчас пытается сделать именно это, только зацепиться не за что…

– Ну, да, и по закону жанра опорой ему должна стать я, – перебив, не могу сдержать сарказм, но Гридас снова удивляет.