Параллельные прямые

Наступает молчание. Я лежу на огромном булыжнике, а он меня растирает. Я уже не чувствую холода. Я чувствую лишь огромную боль, как тяжелый камень на шее, она ведет меня вниз, к самому дну. Не знаю сколько мы тут находимся, но минуты тянуться невыносимо долго, а боль от того, что я могу потерять друга все усиливается. Я лежу и смотрю на озеро, даже не пытаясь пошевелиться. Прямо мне в глаза опять смотрит это чудовище, этот гигантский череп. В его черных глазах я вижу высокомерие, надменность и усмешку. Я слышу его тихий, жуткий, пронизывающийся мне под кожу голос: «А я тебя предупреждал! А ты не послушал меня… Так пожинай плоды…»

В этот момент из воды выныривает водолаз и плывет к берегу. Он явно тащит что-то тяжелое, только я никак не могу разглядеть, что же это. Он вылезает на камни и вытаскивает второго водолаза. Мое сердце замирает. Водолаз снимает маску с себя, и я узнаю в нем Тора. Затем он стаскивает маску со второго человека, бездвижно лежащего на камнях.

– НЕТ… – Выкрикиваю я. Это Крейг. – Спасите его! Спасите! Немедленно! – Ору я во все горло.

Тор и Сэм не помогают ему. Я вскакиваю на ноги и карабкаюсь по скользким камням к телу своего лучшего друга. Его лицо мраморно белое, неживое. Он похож на восковую фигуру. Но нет, я не собираюсь сдаваться, я не хочу терять его. Это же он, Крейг – моя вечно защищающая от всего скала. Она не может просто так, взять, и развалиться на мелкие камни.

Я истерично расстегиваю молнию на гидрокостюме, разжимаю его челюсти и вдыхаю туда свой воздух. Его губы ледяные. Но мне плевать. Я должен попытаться спасти его. Ставлю руки на грудь и начинаю непрямой массаж сердца. Он должен ожить. Он обязан это сделать. Он не может оставить меня здесь одного, в этом гребаном сумрачном мире. Я то и дело вдыхаю воздух и пытаюсь завести его сердце. Но оно молчит. Оно не отзывается на мои усилия. Я продолжаю и продолжаю, не желая останавливаться. Спустя какое-то время, я опять слышу знакомый голос.

– Ему уже не помочь. – Тихо произносит Тор. – Он слишком много времени провел в воде без воздуха.

–НЕТ! – Снова вырывается из моего рта это слова.

И я обессиленный падаю на грудь Крейга. По моим щекам текут слезы. Моя скала разрушена. Как теперь я посмотрю в глаза его маме? Как я скажу ей, что именно я тот человек, который убил ее сына? Он же так молод. Он строил планы на жизнь! Я вспоминаю наш разговор в том придорожном кафе, где он, наконец, спустя столько лет, решил признаться Эни в своих чувствах. Но он уже не сможет этого сделать. Никогда. И в этом виноват я. Я один.

– Прости… – Шепчу я ему, а слезы продолжают градом катиться из моих глаз.

8 января 2017 года

Сегодня обычный серый Лондонский день. Вокруг лишь грязный снег, перемешанный с землей, тишина, речь священника и всхлипы людей. Я на кладбище стою напротив гроба моего мертвого лучшего друга. Крейг выглядит, как и всегда. Всего лишь, кажется, что он спит. Но теперь, его лицо другого цвета – цвета гипса, а губы его просто сомкнуты, и не улыбаются, глаза закрыты. Это лицо застыло навечно.

По очереди разные люди говорят прощальные речи, но я не могу вымолвить и одного слова. На мне одет черный костюм и черное пальто, на глазах – темные очки. Не могу смотреть в глаза всем этим людям, особенно, родителям Крейга. С тех пор, как я сообщил миссис Конорс, его маме, что ее сына больше нет, она не разговаривает со мной. Наверное, я ей отвратителен. Конечно, уговорил друга поехать на верную смерть. Да, я и сам себе отвратителен. Я остро чувствую вину за гибель Крейга. Лучше бы я, а не он. Хватит ли у нее когда-нибудь сил заговорить со мной и выслушать меня? Выслушать мои жалкие оправдания? Выслушать мои извинения и сожаления по случившемуся? И примет ли она их…?

На кладбище слишком много людей. Только теперь я осознаю до конца на сколько Крейг добрый, отзывчивый и дружелюбный. Точнее говоря, был. Это слово был, совсем не клеится с его именем, но это действительная реальность. Здесь все наши друзья, его коллеги по работе, родственники. Даже пришли с ним проститься девушки, с которыми он, так сказать, приятно проводил время. Почему то я неожиданно вспоминаю об Эни. Интересно здесь ли она? Окидываю взглядом толпу, но ее нет. Да и откуда же ей здесь быть? Мы только и знали имена друг друга, что мы одногруппники, и что она приличная умная девушка, а мы с Крейгом два вечных разгильдяя. Из-за меня он так никогда и не скажет ей, что любит.

Все речи закончены. Опускается крышка гроба, и тело Крейга навсегда застревает в этом тесном деревянном ящике. Гроб опускается в яму. Все, что я смог из себя выдавить: «Пусть земля тебе будет пухом». Сверху на него сыплется земля. Я нахожусь в каком-то дурмане. Как будто я не в этом мире, как будто я на съемке какого-то кино, и я до сих пор до конца не могу поверить, что это случилось. Он был так молод.