Парадокс Атласа

Далтон словно не понимал, с какой стати Париса вдруг утратила утонченность и устроила ему разборки. А у нее просто лопнуло терпение. Она стояла и предъявляла претензии, а ведь это несексуально и уж точно ничуть не соблазнительно. Еще ни разу Париса не позволяла себе опуститься до уровня семейной ссоры: ты не прав! Сама не права! Тьфу, дилетантство. И отчего она так парится? Либо она засиделась на одном месте (ровно на два года дольше, чем нужно), либо библиотека тянет из нее какие-то соки (скорее всего, рассудительность). Мысли Парисы будто гонялись волчком друг за другом, перегорая в шлак и пепел маразма.

Она все еще мысленно кипятилась, но тут Далтон обнял ее за талию и положил руку на бедро.

– Давай не будем ссориться, – сказал он, и это по-своему было ужасно, ведь он не отрицал, что они ссорятся.

Они слишком сблизились. Фу, гадость. Как же навязчиво. Париса прогнала прочь эти мысли, пока все не стало только хуже.

– И что же ты предлагаешь?

– Мне тебя не хватало. – Далтон скользнул губами по ее шее, отчего женщина более мягкого характера точно растаяла бы. – В последние дни у тебя на уме одно разрушение.

– Не разрушение. – Она ведь не разрушить архивы хотела, а только понять их. Но если откроется, что они со всех сторон омерзительны, то да, пусть, так и быть. В нужный момент она сожжет этот мост. – Хотя от напряжения спина побаливает, – сказала Париса, томно глядя на Далтона снизу вверх.

– Давай я тебе помогу.

Они постепенно и, как всегда, непринужденно заходили все дальше, и Париса уже без труда проникла в голову Далтона, как будто он сам ее пригласил. Учитывая все обстоятельства, было несложно.

Хм-м-м.

Пожалуй, даже слишком легко.

Ну вот, опять этот град мыслей. Ссориться с любовниками Париса не привыкла, это да, но задним умом все же понимала: что-то не сходится. Одно дело, когда Далтон старается избежать ссоры, и совсем другое – когда вот так широко открывает свой разум. Ведь он всегда безупречно контролирует мысли, а тут такая небрежность, беспечность. Не в его духе. В конце концов, Париса успела его изучить. Если бы обычный мужчина пустил ее к себе в голову вот так легко, прямо через парадную дверь, она бы не удивилась, даже наоборот, ожидала бы подобного, однако Далтон обычен во многом, но только не в этом.

Внезапно Париса с болезненной уверенностью поняла, что в голову к Далтону именно сегодня ночью она пробралась отнюдь не случайно и, что хуже, дело даже не в ее умении обольщать (романтикой тут и не пахло).

Что-то здесь было не так.

Казалось бы, уговорить Далтона на то, чем он любит заниматься с Парисой, – плевое дело, но как быть с приоткрытой завесой его ума? Здесь будто орудовал взломщик, оставивший после себя ментальный след.

Парису внезапно накрыло чувством незащищенности, выводя ее из себя. Образно, разумеется, ведь она так и осталась в подсознании Далтона, в гостях у фрагмента его сущности.

Париса снова присмотрелась к молодой версии Далтона, потом к стенам его ментальной крепости и подивилась, как она раньше об этом не думала: рядом с ней Далтон всегда был очень осторожен. Тогда как все это объяснить?

– Ты видишь, чем он занимается, – спросила она у анимации, – твой хозяин? Ты следишь за ним?

– Тут и знать нечего. – Раздраженность молодого Далтона граничила с инфантилизмом. – Он читает. И читает, и читает, и читает, и читает, и…

– Верно. – Ну, вашу мать. Должно быть, она что-то упускала, а чем больше пыталась понять, что именно, тем тревожнее становилось. – Мне пора.

– Подожди. – Осколок личности Далтона снова замерцал, исчез и возник рядом с ней. – Ты еще вернешься? Я же говорю, за мной что-то следит.

– Уверена: он следит за тобой постоянно, – слушая его вполуха, ответила Париса. Ведь Атлас будто всякий раз в курсе, когда она задерживается у Далтона в голове. Если так подумать, то почему он до сих пор не выдернул ее отсюда? Вот опять все страннее и страннее, а еще досаднее и хуже. – Мне только надо сделать кое-ч…

– Подожди. – Далтон внезапно оказался к ней вплотную и ухватил за руку. – Париса.

Париса вздрогнула от неожиданности. Как и черты настоящего Далтона – или как назвать ту его версию, которую, похоже, взломали, – внешность этого обладала приятной незамысловатостью. Ровные линии, острые углы. Парисе, которая сама была произведением искусства, нравилось высокое качество анимации. Вблизи ощущалась ее сила, и это возбуждало.

– Ты ведь знаешь, да? – низким голосом произнес этот Далтон. – Почему возвращаешься снова и снова?

По спине Парисы пробежали мурашки.

– Конечно, – беззаботно ответила она. – Люблю хорошие головоломки.

– Дело не в этом. – Теперь он держал ее за руку нежно. – Ты знаешь меня. Можешь отличить.