Парадигма

Из-за духоты лучше не стало. Вокруг куда ни кинь взор, чернеют опостылевшие джунгли. Хоть воплей обезьян не слышно — и то радость.

Впрочем, сегодня и без них не удается заснуть.

Мрачные мысли не дают покоя, повторяются снова и снова, будто вознамерились замучить её.

Надо перестать обдумывать и уже просто принять решение — через несколько дней их отряд должен выдвигаться. И так засиделись.

Из оцепенения Хару вырвали странные шуршащие звуки, словно коготки скребутся по дереву, противно, омерзительно, непрерывно.

Она прислушалась — похоже, в соседнем бунгало, там, где дети-рабы, что-то происходит.

Тяжело вздохнув, решительно направилась туда.

Доски навесного мостика заскрипели под её ногами, немного раскачиваясь из стороны в сторону. Пальцы хватаются за натянутые веревки, кожу трет грубая бечева. Где-то в районе солнечного сплетения неприятное онемение, позвоночник покалывает.

Хара нахмурилась, оглядываясь по сторонам.

За всеми беспокойными мыслями она не сразу осознала одну странную вещь: из бунгало воинов не доносится ни звука, раскрытые окна смотрят на неё пустыми черными глазницами. Странно, открытую террасу каждую ночь должны стеречь двое.

Сейчас же — никого.

Волна страха прокатилась по телу, сердце ускорило бег. Во рту в миг пересохло.

Она застыла на навесном мосту в нескольких шагах от домика детей.

Внутри неё проснулось нечто глубинное, древнее и принялось умолять уйти, убежать из постоялого двора как можно подальше, а затем скрыться, спрятаться, забиться в самую глубокую темную нору.

Однако ноги сами понесли её вперед — как в страшном сне, когда ты понимаешь, что там, за углом, ждет чудовище, но все равно продолжаешь идти.

Пальцы коснулись деревянной двери, толкнули её. Та без скрипа, легко открылась, оголяя кромешную тьму.

Хара даже облегченно вздохнула, губы растянулись в легкой улыбке, ведь за этой чернотой ничего не видно, пустота, никаких монстров.

Лишь до ушей доносятся странные шуршащие звуки…

Глаза привыкли к темноте, сфокусировались, в общих чертах обрисовывая силуэты просторного помещения.

Вот кровати, стол, раскиданные на полу деревянные рукояти для игр в авву — и сгорбленная фигура возле закрытого ставнями окна. Эта повернутая к ней фигура склонилась над чем-то расплывчатым, лежащем на полу. Её неестественно длинные руки дергаются туда-сюда, издавая омерзительные звуки. Голова по-птичьи ложится то на левое, то на правое плечо.

Открыв рот, Хара попробовала окрикнуть худую тень, но из горла вырвался лишь сдавленный хрип — точь-в-точь как во сне.

Сами собой загорелись масляные лампы, расставленные на специальных стенных полках.

И реальность навалилась гранитной глыбой, а животный ужас окатил ледяной волной.

В ноздри ударил тяжелый медный запах, проникая в носоглотку, рот и выворачивающийся наизнанку желудок. На языке появился отчетливый вкус крови — склизкий, холодящий, обволакивающий. Мозг запротестовал: такого не может быть! Запах она бы учуяла на улице, особенно в такую душную безветренную погоду!

Через миг Хара поняла: худая тень — это клейменный, сидящий над обезображенным телом её охранника. Держа в руках кинжал с искривленным лезвием, он методично срезает лоскуты кожи с мертвеца и едва слышно хихикает.

Взгляд не отрывается от мальчишки; миллионы мельчайших деталей впечатываются в сознание — въевшаяся грязь на худой шее, складки на рубахе-юбке, поблескивающие волоски на оголенных локтях, трещины на кожаном ремне, мозоли на пятках, алые капли на стопах…

Хара, сделав чудовищное усилие над собой, повернула голову.

С холодной ясностью отметила еще троих мертвых воинов, раскинутых по бунгало.

У всех перерезано горло — от уха до уха, взгляд стеклянных глаз устремлен в пустоту, рты распахнуты в молчаливых криках, руки раскинуты в стороны.

А потом она заметила сгрудившихся друг к другу в углу детей — бледных, дрожащих, хнычущих.

— Нет… — прошептала она. — Пожалуйста, нет!

В нескольких шагах от них лежат две девочки — Яла и Ана, судя по браслетам, которые она для них сделала из шерстяных нитей.

Мертвые.

— Что ты наделал…

Клейменный развернулся к ней и захихикал.

— Тупая сука! Как же я рад видеть тебя! Знаешь-знаешь-знаешь, как звонко хрустели шеи этих рабынь, когда я сворачивал их маленькие, глупые головки? Будто веточки ломаешь, хе-хе-хе. Нет ничего лучше этого упоительного звука. Ты должна мне сказать спасибо, ведь в будущем их ждали только боль и разочарование. Поверь мне, они бы не остались надолго в храме. Рано или поздно сбежали-сбежали-сбежали! — Конвульсии сотрясают его, отчего он, точно заика, повторяет и повторяет слова, цепляясь за них. — Стали бы продавать свои тела за монеты. Да-да-да, я вижу их будущее-будущее-будущее. Там только пустота. Я спас их, хе-хе-хе.

Хара точно под толщей воды. Она должна сделать что-нибудь, хотя бы возразить, но лишь стоит, пригвожденная к месту.

Клейменный откинул голову назад, глядя в потолок.