Парадигма

— Нет спасения, сука, — продолжил он. — Мы обречены-обречены-обречены! Лучшее, что можно сделать — это перерезать себе горло. Исчезнуть в пустоте, в забвении. Нас ничего не спасет, хе-хе-хе! Слова накладываются друг на друга, слова накладываются друг на друга, слова накладываются друг на друга. И не остановиться. Нельзя. Невозможно. Мы плачем, мы стонем, мы рвем себя на части-части-части, хе-хе-хе.

Раскинув руки и сотрясаясь от хохота, он упал на колени.

Расплывчатое пятно его лица вдруг начало приобретать резкость, наполняться деталями — и ничего человеческого в нем не появилось.

Когда Хара поняла, что именно видит, то пронзительный крик вырвался из её груди.

Череп, перед ней ухмыляющийся череп в обрамлении кожи!

Пустые глазницы пугают чернотой, серая кость лоснится в свете масляных ламп, с рядов острых треугольных зубов стекает кровь. На лбу вырезан сложный иероглиф.

Не мальчик — демон.

— Я — погибель! — воскликнул клейменный. — Я — надежда! Я — спасение! Преклони колени предо мной, сука. Ибо дальше ничего хорошего тебя не ждет-ждет-ждет! Никакие оковы меня не сдержат. Никакие люди меня не остановят! Силы мои бесконечны и бескрайны. С пальцев моих стекают болезни, от дыхания моего останавливаются сердца! Думаешь, кто наслал хворь на твоего бравого капитана, хе-хе-хе? Мне нравится смотреть за чужими страданиями! И если будешь хорошо себя вести, то быть может я вылечу его, как вылечил те мешки мяса.

Вокруг него, материализовавшись из воздуха, закружили бесформенные твари, увитые паутинами желтых вен и пугающие десятком чернильных глаз. Они, точно рыбы в воде, летают по комнате, распахивая широкие бездонные пасти. Их склизкая кожа сочится серой гадостью, каждое движение сопровождается хрустом и чавканьем. Маленькие и большие, медленные и быстрые, сотканные из теней или плоти — все они заполнили бунгало.

Дети, жмущиеся в углу, от ужаса заорали.

— Что происходит? — раздалось за спиной.

Хара обернулась.

В дверном проеме, сжимая в левой руке полуторный меч, стоит Гетин. Злое лицо напряжено, глаза ловят каждое движение.

Он вдруг рванул к клейменному.

Блеснув, клинок вспорол воздух, разрубил летающее чудовище на две половины, затем — второе, третье.

И кончик лезвия смертоносным жалом устремился в шею череполицого, однако тот неестественно быстро уклонился от удара, вскочил на плечи Гетина и рванул его голову на себя.

Раздался омерзительный хруст.

Жилистый резко обмяк и повалился на пол, клинок выпал из ослабевший рук, звякнул.

Остальные твари тут же набросились на тело, принялись жадно пожирать его.

— Кто ты такой? — спросила Хара.

Решительность вернулась к ней, страх исчез. Невидимые оковы, сдерживавшие её, спали.

— Хе-хе-хе, сука, если бы я хотел, вы бы все давно были мертвы. Это лишь жест, проявление моей снисходительности. Ты мне еще понадобишься-понадобишься-понадобишься. Ведь впереди нас ждет веселая поездка в храм, неправда ли? Там нас будут кормить, одевать и рассказывать сказки перед сном, хе-хе-хе. Это хорошо. Это меня устраивает.

Одна из тварей подлетела к ней, уставилась омерзительными шариками-глазами, разинула пасть, дыхнув на нее тяжелым смрадом.

Хара даже не дрогнула, с вызовом посмотрела на неё в ответ.

— Мальчишка, не глупи, — сказала как можно спокойнее она.

Подними клинок и атакуй — лучше все равно ничего не придумаешь. Выиграй время для детей. Пусть убегут. А там, если удачно сложится, проснется весь постоялый двор. Хотя, наверное, крики уже всех разбудили. А твоя жизнь… Что ж, ни о чем не стоит жалеть. Видят боги, ты старалась быть лучше, чем являлась на самом деле.

Она резко оттолкнула кулаком летающую тварь, а затем кинулась к клинку. Схватилась за рукоять — окровавленная деревянная накладка обожгла ладонь, мышцы на руке, непривычные к такому весу, напряглись — и подняла меч.

Клейменный всего лишь в двух шагах.

Она успеет.

— Бегите отсюда! — закричала Хара детям, размахиваясь для удара.

Глава десятая. Релин

Город-сателлит Юкнимея

В воздухе свистят стрелы, осыпаются смертоносным дождем на головы безумцев, штурмующих дворец-крепость. Повсюду поднимаются клубы черного жирного дыма, застилающего безупречную синь неба. На губах ощущается привкус пепла. Ослепляя блеском, звенят клинки. Там, внизу, защищая своего правителя, бегают закованные в черные пластинчатые доспехи воины. Когда солнцу удается прорваться через завесу дыма, их островерхие стальные шлемы бросают яркие блики. Скрежещет металл о металл, доносятся захлебывающиеся крики умирающих, ликуют выжившие, дробит воздух бой барабанов. Льется кровь.

Релин оперся ладонями о каменный парапет, жадно впитывая развернувшуюся на стенах резню.