Парадигма

…Трон, скрытый в чернильных тенях. На нем угадывается медвежий силуэт отца… Слеза, повисшая на подбородке печальной жены. Черный локон лежит на щеке… Хриплый издевательский смех, полный желчи, ненависти… Теплый поцелуй в губы — легкий, воздушный, нежный… Огромные ладони в крови… Шелест одеял и утренний свет, бьющий сквозь ставни… Отец хватается за плеть, выхватывает из его рук книгу, швыряет в стену и бьет по спине… Сая гладит пальцами свой округлившийся живот и смотрит на него не просто влюбленно, а словно видит воплощение бога…

Релин так и не понял, что получил солнечный удар и потерял сознание. Всё выглядело так, будто он из одного зыбкого, горячечного сна перешел в другой, кошмарный, полный чудовищных образов. Его бросало из стороны в сторону бурное, черное течение боли.

Вскоре он умер на камнях, больше не пошевелившись.

* * *

В чувство привел холодный пол — позвоночник заныл, в лопатках закололо, а поясницу обжег лед. Еще не понимая, где находится, Релин сел. Попробовал открыть заплывшие глаза, но получилось не с первого раза. Протер слипшиеся веки пальцами. Вроде стало полегче. Вокруг опять каменный коридор, уводящий в обе стороны в бесконечную тьму. Ровный слабый призрачный свет льется из стен. Пахнет сыростью и дохлятиной. Из звуков только его тяжелое дыхание.

Релин не без труда поднялся, постоял несколько мгновений, приходя в себя. Затем ноги сами понесли его вперед. В сознании еще пылают обрывки того бреда в пустыне. В ушах звенит от криков отца и шепота Саи.

Однако с каждым пройденным шагом образы вянут, становятся серыми, блеклыми, нереальными.

Как и в прошлый раз, когда он был в каменном подземелье, на пути встречаются скульптуры, стоящие в центре, — их лица кривятся от ужаса, руки раскинуты в стороны — в стенных углублениях лежат мумии в саванах — сотни, тысячи мертвецов. Но никаких зеркал. Дорога разветвляется, дробится на перекрестки, ведущие в одинаковые коридоры. Релин двигается наугад.

И едва не пропустил узкую лестницу наверх. Проход кажется настолько узким — придется чуть ли не подниматься боком. Примерно такие же есть в дворце-крепости, только начинаются они не из подземелий, а с верхних этажей, и ведут к бойницам. Ступени щербатые, высокие, предназначенные скорее для гигантов, чем для обычных людей.

Релин коснулся ногой первой из них, постоял в нерешительности, обдумывая, как лучше поступить — продолжить бродить по бесконечным, одинаковым коридорам или же попытаться найти выход наверху?

Релин зашагал по лестнице.

Из камней струится чистый, белый свет, хотя его недостаточно, чтобы прогнать тьму на высоких потолках. На грани слышимости доносится далекий стук капель. Лестница змеится, сворачивает резко вправо, влево, вниз, а затем — вверх. Никакой логики. Никаких коридоров, проходов, залов, лишь бесконечные ступени. Гигантская кротовья нора.

Релин то дрожит от холода, выдыхая плотные, поблескивающие облачка пара — стены покрываются инеем, кончики ледовых сталактитов выступают из тьмы потолка, под сандалиями хрустит лед, — то потеет от невыносимого жара и прикрывает ладонью нос и губы от порывов горячего, душного воздуха. От столь резких перепадов температур начала кружиться голова, в горле застрял противный ком. А ступени всё не кончаются. Приходится делать частые остановки, чтобы перевести дух и подавить жгучее желание вернуться обратно.

Стены вдруг широко подались в стороны, наверху впереди предстал прямоугольник абсолютной черноты, увеличивающийся с каждым пройденным шагом.

Релин, по-прежнему опасаясь столкнуться с чем-то непостижимым, ирреальным, стирающим разум одним своим видом, всё же рискнул дойти до конца. Пройдя последнюю ступень, он застыл в гигантском каменном проеме, отделяющем лестницу.

Перед ним — открытая всем ветрам широкая смотровая площадка, огороженная гранитной балюстрадой. В обоих её углах прямо из напольных плит растут два дерева размером с трехэтажный дом. Голые, скрюченные ветви тянутся к чернильным небесам, словно вскинутые руки молящегося. Они густые и кажутся хрупкими, ветер подует — и сломает их. Но внимание привлекают не они, а висящие на тонких веревочках человеческие черепа. Здесь их никак не меньше сотни. Пустые глазницы, верхние ряды заточенных треугольных зубов, покатые лбы, змейки трещин на костяных поверхностях…

Релин приблизился к деревьям и разглядел, что их стволы и ветви странно поблескивают. Да они же выбиты из темного мрамора, а не созданы природой! Чудные скульптуры!

Стараясь держаться от них подальше, он подошел к балюстрадам, положил ладони на них и осмотрелся. Вокруг чернеет абсолютная мгла. Нет ничего — ни блеска звезд, ни отсветов факелов в городе или деревушке, ни далекой линии горизонта. Тьма, густая, овеществленная — протяни руку и коснешься, почувствуешь пальцами пронизывающий, стылый холод пустоты. От подобной мысли закружилась голова, а под ложечкой засосало.