Парадигма

Странная процессия уродцев тянется длинной вереницей и растворяется в тумане там, где исчез Вор.

— Вам пора возвращаться, — сказал Ренай.

И щелкнул пальцами.

* * *

Когда Найват проснулся, во рту страшно пересохло. Он откупорил костяную флягу, но не успел сделать даже один глоток — в нос шибанул тяжелый медный запах. Вылил немного на землю. На песке растеклась густая, алая лужица, чуть черноватая в утреннем свете.

Кровь.

* * *

Кочевники вместе с Певцами отделились от каравана и, держась подальше от каменных гор и редких оазисов, устремились в Келигир. Прошло немало дней на испепеляющем солнце, колдуны загорели столь сильно, что теперь практически ничем не отличались от пустынников, их кожа стала темно-бронзовой. На пути отряд больше не встретил ни одной мало-мальски серьезной преграды, никто не устроил ему засаду.

И вскоре вдали замаячили, точно зыбкий морок, гранитные шпили Келигира — единственного города кочевников.

Интерлюдия. Вор и чародеи Кси'Хэ

Любопытный травит байку о парне и купце-мужеложце.

Рассказывает в подробностях, как жирный властный торговец влюбился в юного героя, как всеми правдами и неправдами пытался затащить его в постель. Глупая и пошлая история. Но простой народ подобное любит. Рыжий, идущий рядом с Любопытным, прыскает со смеху. Даже Вырви Глаз, мой верный преданный друг, ухохатывается. Я же слушаю вполуха, натянув губы в притворной улыбке. Глаза слезятся от поднимаемой огромной толпой вояк серой пыли, в носу щиплет, а на зубах скрипит. Жажда дерет горло.

К постоянному шуму — бряцанью доспехов, ржанью лошадей, несмолкаемым разговорам — привыкаешь, перестаешь его замечать. Армия идет, оставляя после себя реки мочи и горы дерьма, а порой даже трупы тех, кому не посчастливилось умереть от инфекции, отравления или перегрева.

Я стараюсь, прикладываю все имеющиеся силы, рву внутренние жилы, пытаясь не замечать истинной картины — армия точно голодное, мерзкое чудовище из легенд. Ненасытное. Жаждущее крови. Готовое на всё ради неё. Светит солнце, летают птицы, люди радуются, смеются, травят смешные байки, не понимая одной простой вещи — они направляются прямиком на смерть. Лишь один из десяти выживет.

Так уже было много раз.

Но я был бы не самим собой, если бы не ловил вот такие моменты затишья, не наслаждался ими — пока возможно.

— …И вот, значит, запер торговец парня у себя в покоях. Куда деваться? Непонятно! — рассказывал Любопытный. — Прыгать в окно бессмысленно, слишком высоко, только шею свернешь! Кинжала или меча под рукой нет, не зарубить этого толстого любителя мальчиков! И как назло снотворное зелье действует, отнимает силы…

Последние его слова разлетелись гулким эхом, я вздрогнул и огляделся — окружающая реальность подернулась рябью. Лица размылись, потеряли привычные очертания, доспехи начали лучиться разными цветами. Звуки перемешались, вплелись странным диссонансом в общий гомон толпы. Все закружилось в бешеном хороводе.

Мне пришлось зажмуриться, позволить силе выдернуть меня из этого места и времени.

Затем — вспышка, полная тьма, наполненная ледяным, сводящим с ума холодом. Нет ни верха, ни низа — нет ничего. Будто падаю в циклопическую нору.

Не знаю сколько прошло времени прежде, чем меня резко выдернуло в свет. От ярких солнечных лучей я зажмурился, подождал, пока глаза привыкнут.

И уже потом осмотрелся.

Вокруг протыкают небо острые пики гор, воздух разряженный — приходится заставлять себя до предела вдыхать и выдыхать, отчего голова несколько кружится, а в висках стреляет. Впереди стелется широкая дорога, вымощенная потрескавшимися гранитными плитами. Спускается вниз с высокого склона и ведет в сторону заброшенного города.

— Учитель, с вами всё в порядке? — раздался детский голос — писклявый и режущий уши. — Дать воды?

Я опустил взгляд.

В шаге от меня стоит мальчишка. Уголки зеленых, будто изумрудных, глаз опущены, тонкие губы дрожат. Голова выбрита, гладкая, умасленная лысина поблескивает. Большие уши, тонкие брови, нижняя челюсть чуть выпирает вперед. Сам мальчишка тщедушный, худой; ударь — и сломаешь. Из всей одежды не знавший воды и мыла хитон. Один из ремешков сандалий порвался.

— Кто ты? — спросил я.

— Опять припадок, учитель? Может, тогда уйдем отсюда и вернемся в заброшенный дом? До тех пор, пока вам не станет лучше. Мне страшно!

— Бояться нечего.

— Но вы опять забыли, где находитесь! И меня не узнаете! Как вы победите чародеев? Я вам говорил, что сейчас не самое подходящее время! Мы проиграем! Пойдемте, учитель! Прошу, пожалуйста. Вы плохо выглядите — побледнели, глаза покраснели.

— Помолчи, мальчишка. Мне надо подумать.

Я подмигнул ему и осмотрел себя. Серые штаны-шаровары, просторная белая рубаха с короткими рукавами, какие носят в Аккарате, выцветшая хламида. Оружия нет — ни меча, ни кинжала, ни топора, ни копья. Впрочем, они мне и не нужны. На кистях бряцают костяные амулеты от сглаза. На маленькие шарики нанесены священные знаки — иероглифы, изображающие огонь и духов, плавно перетекают друг в друга, образуя причудливый узор.