Парадигма

— Молитвы, пекло тебя задери! — все больше стал распаляться Мирт. — Что Баамону твоя жиденькая кровь? Да и как к нему она попадает, если ты все в землю выливаешь? Нет, глупостями занимаетесь, таково мое мнение. Истинный геткормеец должен ранним утром, днем и перед сном священные слова произносить!

Хен обернулся. Воины широкой вереницей тянутся до самого горизонта. Порой кажется, будто они занимают всю Костяную степь. Интересно, сколько Царь собрал людей? Сто тысяч? Миллион? За две больших трехмесячных остановки у озера Плача в армию влилось огромное количество новобранцев и ветеранов. Некоторые из них выглядят совсем дико — носят высушенные человеческие и песьи головы на поясах, отращивают длинные заплетенные косицы, дымят костяными трубками.

— Вот ты вроде и похож на нормального, а выясняется — нет, вообще чужак какой-то! — воскликнул Рыжий. — Может, ты и не из Геткормеи? То-то гляжу, как у тебя борода переливается необычно, ты ж её маслом обтираешь, точно оранешец вшивенький! И усишки такие… странные! Вот если я их начну отращивать, то вырастут настоящие дебри — не то что у тебя!

Капитан махнул рукой:

— Жизни ты не знаешь! Как война закончится, поедем ко мне! Настоящее оливковое масло попробуешь. Вкусное, мягкое, а не эти ваши эшкиатские ссули! А финики у нас знаешь какие? Тают во рту! И виноград отличный. Вино из него получается крепкое, терпкое, башку сшибает! Я вот порой только о нем и мечтаю. Забыл прихватить с собой, старый дурак!

— Все равно бы отняли еще в Мореше, — с грустью в голосе сказал Рыжий. — Вот только не верю я, вряд ли у вас что-то приличное растет. Небось, и от воды хмелеешь! Рассказываешь мне тут сказки…

— А я как подумаю о нашем вине, так сразу дом вспоминается… Словно вживую вижу свою хлипкую хибару и сады абрикосовых деревьев. Слышу стрекот кузнечиков и шум ветра, налетающего с гор. Даже порой чувствую тяжесть персика в руке. Как расползается его мягкая плоть от моего легкого прикосновения…

Он замолчал, взгляд его устремился куда-то вглубь себя. Рыжий лишь хмыкнул в ответ, язвить не стал. До того не проронивший ни слова Вор сказал:

— Хорошие воспоминания. — Его голос с едва заметной хрипотцой прозвучал звонко и громко. — Такие вещи делают нас теми, кто мы есть.

Хен поежился.

Неприятный холодок пробежался по спине. В памяти всплыл тот случай у шатров, когда Вор околдовал Черного. Сияние иероглифов, треск горящего воздуха, закручивающегося в маленькие вихри, — всё это пронеслось в один краткий миг.

Инстинктивно потянуло в сторону, а тело напряглось, готовое к защите. Кожу на животе и спине стало покалывать. Бросив мимолетных взгляд на Вора, Хен тут же опустил голову.

— Тебе, Мирт, похоже, как и Болтуну, затылок на солнце напекло, — заявил Рыжий, стараясь казаться беспечно. — Не узнаю нашего бравого капитана — пусть и бывшего. Еще заплачь! Дом он покинул, бедняга, персики вспоминает, боги его дери! Я вот только по одному персику скучаю — по женскому! Ну, тот, что у них между ног! Щас бы с удовольствием засадил какой-нибудь красивой особе по самую глотку!

Кто-то из солдат, идущих рядом с ним, одобрительно захмыкал. Мирт собрался, вмиг с лица стерлось печальное выражение, сменилось непроницаемой маской.

Хен посмотрел на Вора, попытался уловить в его чертах что-то неправильное, иноземное. Прямой нос, тонкие губы, глубокие складки морщин под выразительными голубыми глазами, чистыми, как горный хрусталь, небольшая бородка, соединяющаяся с бакенбардами, косица до лопаток — вроде ничего примечательного.

Если бы не выразимое ощущение скрытой мощи.

И сам Вор, его поведение, манера держаться точно говорят — посмотрите, я такой как вы и в то же время другой, царской крови, могу с вами разговаривать сколь угодно долго и соглашаться с любыми доводами, однако всегда преимущество будет на моей стороне…

Хен хмыкнул, старательно отгоняя навязчивый образ.

Представляя новобранца таким хитрым, умным, изворотливым, он лишь обожествляет его. А с другой стороны… может, так и есть? Если он правильно помнит, не способен никто в одиночку колдовать! Невозможно это! Однако…

Из мыслей его вырвал идущий по левую руку Звон.

— У тебя воды не осталось? — спросил он. — Выхлебал всю флягу. Из-за этих треклятых клубов пыли постоянно хочется пить. В рот будто еноты наплевали, а потом насрали.

— Совсем немного, но держи. Уже скоро встанем лагерем, судя по тому, как солнце-око за зенит перевалило.

— Поскорее бы уже шатер поставить да сидеть там до утра. Душу бы отдал за тень.

Он, как и Хен, выглядит жалко: худое изможденное лицо перепачкано в грязи, на лбу и щеках светлые дорожки соленого пота, губы растрескались, напоминают двух больших дохлых слизняков. Загар на нем лежит пятнами — где-то кожа темная до черноты, где-то чуть светлее, а где-то — например, на груди — и вовсе белая.