Парадигма

Из поблескивающего изумрудного тумана показываются огромные силуэты то ли людей, то ли чудовищ. Они подергивают массивными плечами, издают сильный рык. Высоко над головой покачиваются клетки, цепями прикрепленные к самой тьме. Внутри них стонут, зовут, плачут, тянут к нему худые руки-прутики люди. Некоторые кидают к его ногам цветы — увядшие, мертвые, со склизкими гнойными листьями. Но большинство страдальцев настолько обессилены, настолько лишены воли, настолько худы, что только прижимают впалые лица к толстым прутьям решеток и провожают его пустыми взглядами.

Не решаясь войти в туман, Найват идет — в неизвестность, во тьму, позволяя дороге вести его.

Наконец, возле одной из колонн он заметил сидящую на коленях девочку.

Похохатывая, она играется с тремя клубками, выдергивает тонкими пальчиками нити и раскидывает их по плитам перед собой. Её длинные густые белые волосы каскадом ниспадают до лопаток. Личико полностью скрывает серебряная маска, украшенная рельефными изображениями птиц, травы и деревьев.

Найват застыл, настороженно наблюдая.

Если бы он верил в богов, то увидел бы в девочке перед собой маленькую богиню Джуумон, Ткачиху Судьбы, дочь Бронзовой Царицы, управлявшей городом во времена, когда миром безраздельно правили чудовища. Но он лишь насторожился.

Малышка звонко засмеялась, подбросила один из клубков, а затем швырнула его в туман.

Тот, оставляя за собой след тоненькой нити, скрылся в изумрудной мгле.

Сердце ударило раз, второй, третий — ничего не происходит.

Найват повернул голову в ту сторону, откуда пришел, подумал, не вернуться ли, может, получится отыскать другой путь и, наконец, проснуться.

Его внимание привлекли странные шаркающие звуки.

Укатившийся клубок сверкнул яркой фиолетовой вспышкой, и уже через мгновение из тумана в их сторону полезли люди. Практически голые, если не считать рваные грязные повязки на бедрах. Изможденные мужчины, едва поднимающие ноги, с темной посиневшей кожей, со вздувшимися лицами-масками и ничего не выражающими глазами. Их длинные спутанные бороды волочатся по земле. Плетутся женщины, хрипя и царапая ногтями себе животы; черная кровь струится по сморщенной дряблой коже, стекает по ногам, пачкает плиты. Старики и старухи держатся друг за друга, словно боятся потеряться, страшно горбятся. Молча, раскачиваясь будто в трансе, бредут дети — из-за грязи и усталости практически не отличимые от ночных чудовищ, каких любят изображать на фресках храмов. За ними идут монстры, царапают когтями плиты, топорщатся шкурами-иглами, машут кожистыми крыльями, разрезают воздух длинными хвостами, поблескивают немигающими алыми глазами.

Найват напрягся.

Это живое море направляется в его сторону, грозя поглотить.

А затем из тумана возник Он.

Огромный, точно скальная глыба.

Источающий угрозу одним только своим видом.

Сошедший с горельефов и древних рисунков.

Многоликий бог Теетоп.

На гигантской голове есть и суровое мужское лицо, словно высеченное из камня, и лицо древнего старца, умудренного годами, и вытянутая морда лошади, слона и верблюда. В восьми руках — по оружию. Здесь и секира, и полуторный меч, и длинное копье, и алебарда…

Бог стоит на спинах и головах толпы, не ступая на землю.

Видно, как стонут люди, как кривятся от страшной ноши лица, как хрустят не выдерживающие такой нагрузки позвоночники. Словно в насмешку на Теетопе звякает тяжелый доспех.

Взор цепляется за рельефный стальной нагрудник, которому бы позавидовал даже богатый геткормейский царь, за массивные наручи, украшенные драгоценными камнями, за наплечники, сделанные в форме черепов дракона.

Девочка в маске брызнула со смеху, весело захлопала в ладошки, вскочила и принялась танцевать вокруг клубков — те на глазах рассыпаются в прах, разлетаясь сероватыми комками поднявшимся ветром.

Рука Найвата инстинктивно легла на пояс, попыталась нащупать эфес меча и, конечно же, ничего не нашла.

Ситуация дерьмовей некуда.

Он никогда не был верующим и сейчас сомневается в подлинности существ, появившихся на его пути, однако стоит признать — его сердце бешено бьется в трепетном страхе. Седобородый старик-великан из прошлых кошмаров не идет ни в какое сравнение рядом с многоликим чудовищем.

А между тем, толпа всё ближе.

От смрада гниющих тел кружится голова, к горлу подкатил тяжелый ком, на языке словно раскатывается мерзкий шарик слизи. В висках стучит.

Ничего не остается, как отступить, сделать два-три-четыре предательских шага назад, но и там поджидает клубящаяся изумрудная мгла, тянет призрачные щупальца — инеизвестно, что скрывает она, какие твари жаждут вкусить теплой мягкой плоти.

Многоликий Теетоп повернулся к Найвату лицом старика. Эти пронзительные, слюдяные глаза, вобравшие в себя тяжесть, боль и мудрость прошедших тысячелетий затянули в холодный омут с головой. Реальность кошмара распалась на миллион поблескивающих клякс, завертелась в бешеном водовороте.

Тело затрясло и закружило.

Ужас все новыми и новыми волнами обрушился на него, не давая опомниться и осознать происходящее.

Сперло горло, стало нечем дышать.