Парадигма

— Не-а. — Не позволяю, опьяненно выдыхая в его полуулыбающиеся губы. — Не-а, Зорин. У меня на тебя другие планы.

Мои пальцы сжимают его горло, заставляя его снова ошибиться в поцелуе — упоительное наслаждение по венам.

Неторопливо расстегиваю его рубашку, оглаживая горячую кожу груди пальцами, одновременно, не прерывая поцелуя, скольжу языком по его языку и чувствую, как мне неудобно сидеть. И мне хочется. Но хочется гораздо больше сделать то, на что я никак не решалась.

Развожу полы расстегнутой рубашки и медленно соскальзываю с него на пол, одновременно вдохнув неповторимый аромат его парфюма от шеи и скользя языком губами и зубами от ключицы по груди вниз. Становлюсь на колени между его широко разведенных ног и лукаво смотрю в затуманенные полуприкрытые глаза. Прикусывает губу, когда под моими чуть дрогнувшими пальцами щелкает пряжка его ремня. Его губы пересыхают, когда я оглаживаю его эрекцию нарочито медленно, дразняще, с переменчивым нажимом. Его полуприкус нижней губы в ответ на звук расстегиваемой ширинки его брюк. Его взгляд, темный, с горячим жадным хаосом на дне не отпускает мои глаза. Он откидывает голову назад, открывая взору красивую линию нижней челюсти, когда мои руки отодвигают его одежду. Вздрагивает, сорванный выдох и громко сглатывает, ощутив мои губы на себе.

Привкус солоноватости и какого-то геля для душа. Рукой обхватываю ствол, сжимаю, и чувствую, как низ живота требовательно ноет при виде того, как он снова вздрогнул. Аккуратно губами вниз, почти до защитного рефлекса и поспешно назад, снова ставя руку на уже по влажную кожу. Движения пальцами по стволу в одном ритме с головой.

Тело ноет, невольно елозит сидя на коленях, потому что его вид, учащенно дышащего, вздрагивающего, когда язык с силой надавливает на чувствительное место, просо невыносим. Это мотивирует. Мотивирует до нехватки воздуха, до боли в губах, вновь почти до защитного рефлекса горла. Мотивирует еще сильнее, когда я чувствую, что он потерял контроль. Его пальцы в мои волосы, подсказывающие ускорить темп, его вторая рука с силой стискивает спинку дивана, на которой лежит. Голова на миг запрокидывается сильнее, а потом опускается вперед. Его дыхание сбивчивое, частое, снова полуприкус нижней губы губы и просто нереально горящие глаза под сенью темных ресниц.

Боль в челюсти, губах, уставшем языке. Из последних сил контролирую, чтобы хаос, передавшийся от него ко мне не накрыл разом, заставив позабыть про собственные зубы. На языке уже терпкий привкус, более насыщенный, более сильный. Интенсивность ритма нарастает до предела моих возможностей. Возбуждение сметает отчаяние, что я этот предел просто не осилю, когда он все же достигает финиша. Вздрагивает, напрягается, глаза закрываются, хриплый сильный выдох сквозь пересохшие губы и сцепленные зубы, и я чувствую его на языке.

Пальцы в моих волосах разжимаются. Удовлетворенно улыбаюсь, не отстраняясь. Сжимаю ствол у основания, наслаждаюсь его еще одним сильным вздрагиванием и слизываю проступившие капли. Охеренно же. Просто охеренно.

С трудом встаю и падаю с ним рядом, удовлетворенно наблюдая за ним, откинувшим голову на спинку дивана и дышащим еще учащенно, прерывисто. Всегда отмечала, что Зорин не просто красиво кончает, он еще и удивительно красив на отходняках. Надо почаще такое проворачивать.

Не могу удержаться — подаюсь вперед и снова оставляю свою метку. Но у самой ключицы, а то в прошлый раз долго ворчал, постоянно подтягивая ворот рубашки.

Вздрагивает, слабо улыбается, обхватывает меня, прижимает к груди и целует в губы. Целует глубоко с языком по языку, заставив меня усмехнуться. Отстраняется, прикусывает губу, глядя на меня все еще опьяненными полуприкрытыми глазами:

— Надо было тебе в любви пораньше признаться, но кто знал, что за этим такие пряники последуют.

Смеюсь, снова подаюсь вперед и кусаю его за нос, обвивая шею руками, и притягивая его голову к себе, улыбаясь, едва слышно шепчу ему на ухо:

— Я тоже тебя люблю.

Чувствую, как его руки сжали меня сильнее, и если я была когда-то счастлива, то не явно не отчетливее, чем в этот момент.

В ресторан мы приехали все-таки, хотя я полдороги упрашивала его поехать домой, ныла что мне завтра рано вставать и ругаться с поставщиками, разговаривать с персоналом, проконтролировать закупку, кассу, подготовку, арт-директора морально изнасиловать, но Зорин курил, улыбался и упорно вел машину к «Роялу» — одному из самых фешенебельных ресторанов города.

Вытянул ворчащую меня из салона и повел к мраморным ступеням. Ворчала я теперь по другому поводу — зачем сюда, можно было в какую-нибудь среднюю забегаловку, все равно я есть не хочу, дома еда есть, если он голодный и нам вообще ни к чему это пафос. В общем, я напоминала себе старую вечно всем недовольную бабку, побуждая его на ехидство и ворча от этого еще сильнее.