Парадигма

Да скройся ты уже — мысли злые, диктуемые… похотью. Его нажим еще сильнее. Его отказ для Алены тише, чем обычный его голос. Алена удаляется, я вижу это, потому что упорно смотрю в сторону бара, пытаясь справиться с собой. И проигрывая. Воспоминание о его губах, о жаре его тела, о силе рук… кормят силой и огнем все то, что я пытаюсь загнать в клетку.

— Посмотри на меня.

Голос властный, но с парадоксальным вплетением просительных ноток. Мне не просто тяжело переносить, мне даже сидеть уже тяжело, потому что внутри все… огнем полыхает.

— Отпусти. — Брошено мной сквозь стиснутые зубы.

Последний сильный нажим и его рука отстраняется. Но ожидаемого не произошло — пожар, сжигающий меня и мои знания о себе и людях не угасает, пусть и становится слабее. Смотрю, как Гоша за баром готовит очередной коктейль, Алена и Света вертятся у кофе машины. Смотрю на них, обслуживающих кафе, где тьма народу и никак не могу понять, что происходит со мной, когда Зорин хотя бы просто находится рядом. О том, что творится, если он меня касается, даже думать не хочу, потому что низ живота требовательно тяжелеет. И меня совсем не волнует что вокруг столько свидетелей. Если он снова меня коснется… меня снова не будет интересовать то, что вокруг люди. Дикость.

— Можно вопрос? — произносит он и не дожидается моего ответа, — к чему так себя подавлять? Я что девственница на выданье, что ли? И меня нельзя… соблазнять?

Перевожу на него удивленный взгляд и отмечаю, что он раздражен. Раздражен тем, что видит все, и что я не собираюсь… падать во все это.

— Или считаешь меня одним из тех мудаков, которые заливают, ну ты, типа, со мной будь, у меня жизнь не сахар к тому же я уже развожусь?

— Чего? — переспрашиваю я, откидываясь на спинку диванчика и глядя в его потемневшие глаза.

— Ну, черт знает, Оль. — Недовольно смотрит мне в глаза. — Либо ты считаешь, что я из категории слабых и униженных, типа на жалость давлю, мол, беда с бизнесом, пожалей меня. Тогда твое сопротивление понятно. Либо ты считаешь меня из тех недомужиков, говорящих, что я же развожусь, так что вперед и с песней, а на деле недомужик в крепких семейных обстоятельствах, просто погулять захотелось. Ты меня таким считаешь. Потому и твой немой отказ. Вот что-то из этих вариантов, да?

— Нет. — Пораженно возражаю я.

— Тогда Игорёша. — С тенью вины и стыда. Взгляд в сторону, пальцы за сигаретой. — Здесь осуждать сложно. Как и возражать. Все понятно.

— Саш, что ты несешь?

— Созидание. Ну, знаешь, строительный бизнес направлен на созидание. — Глумливо хохотнул, стряхивая пепел на разложенную на столе салфетку. — А так, кидаю варианты, по которым ты мне никак не хочешь дать зеленый свет.

— Потому что… — теряются мысли о сомнительности сделки, о слабой вере в людей, о том, что я вообще не понимаю кто он, и самое поганое — кем я становлюсь рядом с ним, губы выдают незначительное и такое идиотское, — может ты вообще маньяк.

— Абсурд. Кто угодно, но не маньяк. — Усмехается, взгляд на мгновение подергивается туманом, тем самым, что клубился на дне его глаз, прежде чем у него сорвались тормоза. — Знаешь, что-то и правда прохладно.

Я только хотела окликнуть Алену, но он встал и пересел ко мне на диван, нагло и по хозяйски обняв за плечи.

Снова его запах, спаявший мои губы, готовые выдать протест. Парфюм… Том Форд тобако ваниль — наконец понимаю я. Запах одуряющий просто, изысканный, искушающий, на грани… сахар и горечь, зависит от того, на какой ты грани, чтобы воспринять ту или иную сторону. Зорину подходит идеально, он прямо воплощение этого аромата. Пульс ускоряется, дыхание на миг замирает, когда его пальцы чуть сжимают мое плечо.

— Это наглость. — Произношу я, поворачивая к нему лицо, и наталкиваясь взглядом на полуулыбающиеся губы.

— Она самая. — Соглашается. И нажим пальцев на мое плече сильнее, запуская тяжесть по венам. — Хочешь, сейчас выдам ее пик?

— Нет. — Конечно, хочу.

— Да-да, я вижу… — медленно склоняется, снижая свой голос до шепота и мой контроль до нуля.

— Тут люди. — Отстраняю голову, цепляюсь за последнюю соломинку рациональности, продавшейся с потрохами мраку, клубящемуся в его глазах. И в моей голове.

— Пусть завидуют. — Пальцем подцепляет подбородок, приподнимает мое лицо и касается моих онемевших губ.

Не так, как тогда. Будто пробно, будто того вечера вообще не было. Внутри все замирает, напрягается, скручивается. Отвечаю, немного несмело, все еще с попытками подавить саму себя. Словно считывает — придвигается теснее. Или я придвинулась к нему. Момент не отпечатывается в сознании, погружающемся в горячие воды хаоса.

В голове снова переменчивый полушепот требующий коснуться его, сжать. Будто нашептывает не только мне — он притягивает к себе. Его пальцы в мои волосы, слегка оттягивает голову назад и его губы становятся требовательнее, сильнее. Запуская опьянение и желание таранещее все на своем пути… Сбивает дыхание. Поцелуи грубее, жарче, алчнее. Его руки жестче.