– Да ладно тебе, хоть какое-то разнообразие в нашей скучной и однообразной жизни, – улыбнулась Кларисса. – К тому же, это все делается ради тебя.
– Ты не в том положении, Виктория, – в комнату вошла Оливия, – чтобы выказывать претензии. Напомню тебе, что ты уже однажды нас подвела, когда…
– Оливия, не надо, – перебила ее Кларисса.
– Но ведь мы тогда позволили ей уйти с ним, – не унималась девушка.
– Я любила его, Оливия, – сказала Виктория, и на ее глазах проступили слезы, – я прожила с ним почти сорок лет. И это были лучшие сорок лет в моей длинной жизни! Да, я подвела тогда вас, но я действительно была влюблена.
– А кто-нибудь спросил у меня: любила ли я Генри? – Оливия перешла на крик. Именно в этот момент сам Генри, который уже какое-то время мог слышать разговор трех женщин, стал открывать глаза и подавать признаки жизни. Но этого пока никто не заметил.
– А ты любила? – как всегда серьезным и беспристрастным голосом спросила Кларисса.
– Возможно, – ответила Оливия, – но ровно до тех пор, пока он не начал меня раздражать. Несмотря ни на что, Генри – лучший мужчина, что был в моей жизни.
– Был?.. – еле слышно спросил сам Генри.
Губы опухли, нос был сломан и залил кровью подбородок и некогда белую футболку. Левая щека была счесана. Пальцы – важнейший инструмент художника – все еще безумно зудели из-за десятков заноз, что вонзились в них, пока Генри открывал старые гробы в склепе, но он с удивлением отметил, что не может дотянуться одной рукой до другой, чтобы почесать ее и унять зуд.
– О, дорогой, ты очнулся, – мило сказала Оливия.
Генри пару раз моргнул, пытаясь навести резкость. Ему это не особо удалось.
– Что происходит, Лив? – спросил он.
– О, Генри, Генри… Боюсь, что объяснения займут слишком много времени…
Она сперва сделала печальное лицо, а затем вдруг неожиданно рассмеялась.
– А я, судя по всему, уже никуда и не спешу, – ответил Генри и посмотрел на себя и на место, где он находился. Он сидел на металлическом стуле, надежно прикрученному к полу. К сиденью с обеих сторон было прикреплено что-то, отдаленно напоминающее наручники: оковы, в которые были закованы его руки в области кистей. На ногах были надеты такие же кандалы, но немного крупнее, приковывая ноги к передним ножкам стула. В поясе на Генри были застегнуты кожаные ремни.
– Я бы так не сказала, – ответила Оливия. – Обычно весь фарс, наша собственная игра, наша театральная постановка для мышки длится пару дней, а заканчивается через пять минут после начала кульминационного процесса, но, я думаю, тебе можно сделать небольшую поблажку. Десяти минут будет достаточно.
– Для чего?
– Что именно ты хочешь знать? – спросила Кларисса.
– Все, – не думая, ответил Генри. – Все с самого начала, если можно…
– Исключительно в благодарность за твою работу, за портрет, который ты для меня написал, и который, между прочим, я уже оценила и осталась им весьма довольна, мы тебе расскажем все, – сказала она. – Никто до тебя, сидя на этом стуле, еще не удостаивался этой чести.
– Даже Джонатан? – ухмыльнулся Генри.
Кларисса мгновение помолчала, сделала глубокий вдох и ответила:
– Даже Джонатан. Ты парень крепкий, хотя и плохо ел последние два дня. Но в твоих интересах будет продержаться как можно дольше. Сперва будет больно, потом жарко, после холодно, а потом ты начнешь засыпать. Виктория…
Пожилая женщина подошла к Генри, присела перед ним на колени и сказала:
– Я не доверяла тебе с первого дня нашего знакомства, ровно, как и ты мне. Из-за тебя я была вынуждена жить в той лачуге. Ну да ладно, надеюсь, оно того стоило. Ты уж извини…
С этими словами она достала большой нож с загнутым острием и сделала глубокий продольный разрез на внутренней стороне предплечья его правой руки. Вмиг утих зуд от заноз, сломанный нос перестал болеть, а зубы прикусили припухшие губы, которые даже не почувствовали этого укуса, словно они были под действием анестезии в кабинете стоматолога. Вся боль горячим потоком сконцентрировалась в правой руке. Кларисса тут же подставила под руку большой металлический таз и встала напротив Генри. Слева от нее встала Виктория, справа – Оливия.
***
1870г.
– Мама! Мама вернулась! Вики, вставай-вставай! Матушка приехала!
Пятилетняя малышка Оливия радостно бегала по коридору, крича всем радостную новость о том, что ее мама вернулась домой. Она играла в комнате Элизы под присмотром двух служанок, когда услышала цокот копыт во дворе и увидела в окно подъехавшую карету, из которой вышла ее матушка.
– Мама? – удивленно спросила сонная Виктория, выходя из своей комнаты в ночной рубашке. – Матушка вернулась?
– Ты слышала, дорогая?
Чарльз нашел свою обожаемую молодую супругу как всегда – в библиотеке. Она читала очередной роман, лежа на небольшом красном диване.
– Какая радость! – восторженно вскликнула Кларисса и отбросила книжку в сторону. – Скорее, я хочу ее увидеть!