– Что ты видел? Галлюцинация? Не более того…
– С чего бы? – Генри встал с постели. – Или я чего-то не знаю о кухне Виктории, – он попытался засмеяться, но смех отдался болью в ребрах на спине. – Когда ты возмутилась, что Абигейл видел я, а не ты, я понял, что она мне не привиделась. И ты это знаешь… Лив! Прекращай отрицать! Я уже давно понял, что с этим местом что-то не так. И, наверное, даже смирился с этим.
– Ты не понимаешь! – Оливия повысила голос.
– Так объясни мне!
Девушка сделала глубокий вдох.
– Когда тебе станет лучше, спускайся вниз, – сказала она, – пообедаешь и продолжишь работу над портретом.
– Тебя волнует только портрет? Ответов мне не дождаться?
– Я буду ждать внизу.
Она вышла из комнаты. Генри лег на кровать, поморщившись от боли. Ему даже не был предложен аспирин, но его это не волновало, не удивляло. Он вспомнил отца. Галлюцинация? Ну уж нет. Генри стал рассуждать логически, как ему казалось:
Ему шел двадцать восьмой год. Да, он достаточно молод, но все же уже достаточно прожил, чтобы замечать за собой странности раньше. Но он их не замечал. Итан тоже ничего такого не наблюдал за другом, на работе проблем не было, кроме последнего рабочего дня перед этим злосчастным отпуском. Так неужели отца и правда нет в живых? Если это так, то ему самому нужно скорее возвращаться домой. Несмотря на все разногласия, отец – его единственный родной человек, его семья. Безусловно, их отношениям далеко до той близости, какую испытывают друг ко другу члены семейства Оливии (даже после смерти некоторых из них). Генри невольно улыбнулся, но больше от ироничности ситуации, в какой оказался.
– Я встрял, – сказал он и встал с постели, продолжая кривить лицо от боли.
Он побрел в ванну, чтобы принять душ. Остановился у раковины, повернулся к зеркалу и замер.
– Я просто хочу посидеть в туалете, а потом принять душ, – сказал он, глядя куда-то за плечо своему отражению, – будьте людьми, – он снова рассмеялся, – могу я хотя бы на толчок сходить без сопровождения с того света? Я сошел с ума…
– Я готов.
Оливия и Кларисса повернули головы: у входа в столовую, где они вдвоем пили кофе, стоял Генри.
– Прекрасно выглядишь, дорогой! – сказала Оливия и подошла к нему, чтобы поцеловать его.
Генри и правда хорошо выглядел: он принял душ, побрился, вымыл и причесал волосы, надел чистую белую футболку. Он холодно встретил поцелуй Оливии, не ответив взаимностью, лишь немного наклонил голову вниз, чтобы она смогла дотянуться губами до его гладко выбритой щеки.
– Я готов продолжить работу, – снова сказал он, глядя на Клариссу.
– Я скажу Виктории, чтобы накормила тебя обедом, а я тем временем переоденусь, – улыбнулась в ответ та.
– Ограничусь чашечкой кофе, если можно, – сказал Генри. – Что-то аппетита совсем нет.
– Но ты должен поесть, – возразила Оливия.
– Я никому и ничего не должен, – сухо ответил он.
– Пожалуй, оставлю вас, – сказала Кларисса. – Дорогая, ты приготовишь своему жениху кофе? Я попрошу Викторию помочь мне с платьем и прической. Не будем тратить зря время.
– Полностью согласен, – одобрительно кивнул Генри.
Оливия пошла на кухню, чтобы заварить кофе. Настроение ее переменилось, Генри это заметил. Но ему было плевать. Она принесла ему большую чашку кофе с молоком, как он любил пить дома, себе же чашку молочного улуна, и села рядом. Генри сделал глоток, отодвинул кофе и повернулся к девушке.
– Тебе нравятся военные? – спросил он. Оливия чуть не подавилась первым глотком чая.
– Что? – удивленно спросила она.
– Вопрос несложный: тебе нравятся военные? Ну – парни в форме?..
Девушка засмеялась.
– Ты решил поступить в армию? – спросила она.
– Повторяю вопрос: тебе нравятся военные? – настаивал Генри. Голос его становился все грубее и агрессивнее. Оливия спрятала улыбку, в ее глазах блеснула насмешка.
– Не больше, чем остальным девушкам, – сказала она, пригубив чай.
– А что тогда это?
Генри небрежно бросил перед ее лицом фотографию, которую нашел на чердаке.
Оливия громко сглотнула. Она уставилась на пожелтевшую фотографию, на которой были изображены двое молодых людей: девушка и солдат.
– Ты можешь, конечно, соврать, что это та самая девушка, чей портрет висит в галерее. Но как-то не сходится, Лив. Или у вас вся семья на одно лицо? Как ты это объяснишь?
– Я…
– Молчи. Я знаю, что ты сейчас начнешь мне рассказывать историю о своих давних родственниках. Чушь. Не желаю слушать. Мне надо знать лишь имя: кто изображен на фото?
– Я не могу тебе этого сказать, – ответила девушка, глядя на фотографию. – Как ты сам недавно говорил: я никому ничего не должна.
– Тебе не кажется, что это слишком? Допустим, ты не знаешь, кто это. Хотя я в это не верю. Но как ты объяснишь то, что этого солдата, конечно, слегка потрепанного, но все же определенно его, я видел в числе тех мертвых парней, что ходят за мной по всему вашему дому, как желтые утята ходят за мамой-уткой?
Генри снова рассмеялся, от смеха у него даже выступили слезы.