Пансион благородных девиц

– Здесь и электричество не подведено, – продолжила Оливия. – Дом подключен к мощному генератору, время от времени его меняют. Это лес, дорогой. Земля принадлежит нашей семье, потому никто сюда не имеет права являться без разрешения Клариссы. Однако место давно не числится на карте, как жилое.

– И все же оно жилое, – добавил Генри.

– Еще какое! – мило улыбнулась Оливия.

– А вода? – снова задумался Генри. – Откуда в доме вода?

– Колодец, – ответила девушка. – Старый колодец, к которому подведен насос.

– Вот тебе и побочные моменты отдыха!

– Не глупи, – сказала Оливия. – Я выросла здесь. Тогда электричества и вовсе не было.

– Ты росла при свечах?!

– Иногда… Давай не будем об этом. Я устала. Идем в дом. Я покажу тебе свою комнату, в которой ты проведешь ближайшие пару недель.

Лестница на второй этаж была тут же в холле. Прекрасное темное лакированное дерево, при скудном освещении Генри не рассмотрел, какое именно. Поднимаясь, ему встретились еще картины, висевшие на стене по ходу лестницы, но изображены на них были преимущественно пейзажи.

Поднявшись на второй этаж, Генри и Оливия оказались в длинном коридоре с немалым количеством комнат по обе стороны.

– Все они пустуют, – сказала девушка, когда заметила, что Генри приглядывается к дверям. – Когда-то, сто лет назад, может – больше… в каждой кто-то жил. Семья была большой, имела много друзей… Детский смех, пикники, музыка…

– Ты так говоришь, словно сама при этом присутствовала, – улыбнулся Генри.

– Книги, – ответила Оливия, – они помогают мне перенестись в то время. Нельзя провести детство в таком сказочном месте и не задумываться обо всем, что происходило здесь раньше. Поэтому я и люблю читать книги ушедшей эпохи… – она на секунду замерла, продолжая загадочно улыбаться. – Вот моя комната. Наша, Генри Харрис! Добро пожаловать!

Оливия открыла резную деревянную дверь с бронзовой ручкой и зашла в комнату. На улице смеркалось, поэтому она сразу нашла выключатель и включила свет, а за ее спиной Генри устало сбросил большую сумку с плеча и сложил ручку у чемодана на колесах.

– Прости… Но все же это не отель. Виктория бы не смогла дотащить наши вещи в комнату. Она уже не молода.

– Не выдумывай, – сказал Генри, – я и не думал об этом. Она хорошая женщина, это видно. И она любит тебя.

– Когда мамы не стало… – Оливия замялась. – Когда мамы не стало, Кларисса и Виктория заменили мне ее.

– Ты говорила, что у Виктории был муж. А дети?

– Не было. Бог не дал им детей. Потому, быть может, она так и любила меня.

– В нашей комнате есть и ванна, и туалет! – изучал комнату Генри. – Это радует! Скажи, здесь что-то изменилось с тех пор, как ты съехала?

– Практически нет, – ответила Оливия. Она медленно прошлась по комнате. – Моя кровать… Знаешь, если мне не изменяет память, ей лет сто пятьдесят, не меньше! Балдахин стоял здесь, сколько я себя помню. Матрас, конечно, новый, но…

– Вот и испытаем столетнюю кровать! – Генри плюхнулся на постель и мечтательно сложил руки под голову.

– Стены… – Оливия провела рукой по обоям в крупный бархатный цветок. – Вся мебель здесь стояла при мне. И до меня тоже. Прекрасная ручная работа… Конечно, приходится изощряться, чтобы запах прошлых лет, годами впитывающийся в дерево, не портил вещи, которые теперь здесь лежат, но Виктория находит способы.

Стоя на месте, Оливия медленно развернулась на триста шестьдесят градусов, оглядывая свою спальню: пара старинных подсвечников над комодом, немодный, но, наверняка, безумно дорогой шкаф, вполне современная книжная полка, письменный стол с «секретом», который некогда был сюда перенесен из другой комнаты по просьбе Оливии, пара резных стульев, подставка для ног у кровати и окно: витражное окно, изображающее темный цветок. Цветные стекла были лишь снизу, выше – обычное стекло, что позволяло наблюдать за задним двором.

Пока Оливия принимала душ, Генри подошел к окну, из которого было видно домик Виктории и небольшой амбар. Дальше располагалось кладбище, но в сумерках детали было не разглядеть. А вокруг – всепоглощающая темнота леса.

В домике, где жила Виктория, горел свет: тусклый, слабый, но горел. «Ночник, – подумал Генри, – наверное, читает. Чем еще можно здесь заняться? Ни телевидения, ни интернета».

За дверью комнаты раздался скрип, казалось, половицы. Генри хотел было выглянуть в коридор, как в это время из уборной вышла Оливия в белой майке и пижамных шортах, вытирая полотенцем мокрые волосы.

– За дверью кто-то ходит, – сказал ей Генри.

Она улыбнулась в ответ.

– Должно быть, это Виктория, – сказала она, – ей не спится, вот она и решила прибрать перед сном.

– В домике Виктории горит свет. Это не она.

– Я не думаю, что это Кларисса, – Оливия присела на кровать, продолжая вытирать волосы, – она обустроила себе комнату на первом этаже, чтобы зимой экономить на отоплении и не обогревать эти комнаты. Мыши? – подняла она бровь.

– Наверное ты права, мыши, – согласился Генри.

– Ты что, боишься мышей? – девушка рассмеялась.

– Нет, но я думаю, что кот в таком доме не помешал бы.

Улыбка сошла с лица Оливии.