Панджшерский узник

Душман поднял автомат, но Воротин ударом приклада отбросил оружие противника в сторону и нанес второй удар ему по рукам. Было слышно, как хрустнула кость запястья. Или это только так подумалось разъяренному разведчику. Он упал на афганца, а у того в руке мелькнул нож. Но это было не важно. Ухватившись прямо за кулак, сжимавший оружие, Воротин ударом под локоть выдернул руку противника, развернул его боком к себе, а потом, направив острие ножа ему в грудь, навалился на него сверху всем телом. Вскрик, хрип — и тело обмякло.

Воротин поднялся и сел рядом, прижавшись спиной к камню. Догонять Имануло было бессмысленно. И этого брать в плен тоже смысла не имело. Типичный фанатик, он ничего не скажет, а если скажет, то с ним нужно перед этим долго работать специалистам.

Афганец дернулся еще несколько раз, медленно повернулся на бок, со стуком на камни упал нож с окровавленным лезвием, который он выдернул из раны. На советского офицера смотрели глаза, в которых было много ненависти и мало раскаяния.

— Покайся, грешник, — хмуро буркнул Воротин, подбирая свой автомат и меняя в нем магазин.

Душман молчал, явно не понимая ни слова по-русски, да и отговорился уже…

— Жаль, не поговорить нам по-русски, — поднимаясь на ноги, сказал капитан. — Может, ты и решил бы душу облегчить, рассказал бы мне, где Имануло искать. А заодно и про Масуда бы поведал… И про этот караванчик бы рассказал… Нет? А я ведь тебя узнал. По фото, которые нам показывали в разведотделе. Тебя, братан, зовут Ашрафи!

Посмотрев на раненого, он увидел, что умирающий вроде бы прислушивается к его словам. Наверное, понял слова: Масуд, Имануло и Ашрафи. А потом голова афганца дернулась и свесилась набок, и его взгляд тупо уставился в ближайший камень.

— Ну, Бог тебе судья, — проворчал Воротин. — Не смогла так не смогла. Надо отсюда выбираться…

Глава 11

Медсестра открыла дверь и прощебетала красивым высоким голоском:

— Вот сюда. Проходите, пожалуйста!

Саид спустил ноги с кровати и сел. В палату вошли мама и отец. Старый Асатулло был в пиджаке с колодками всех своих наград на груди. Увидев глаза матери, молодой человек как-то сразу понял, ощутил всем своим естеством, что пришлось ей пережить, сколько бессонных ночей она провела, сколько пролила слез. А теперь во взгляде на живого сына такое море счастья, как будто матери больше ничего в жизни и не надо.

— Мама!

— Сыночек!

— Как вы добрались? Ленинград так далеко!

— Нормально! — ответил отец с усмешкой. — Я в этих местах воевал! Волховский фронт!

Как же тепло, когда тебя обнимают руки матери, как же спокойно и сладко на душе, когда ее щека прижимается к твоей голове и ты слышишь ее нежный шепот. Саиду хотелось одновременно расплакаться, как в детстве, и рассмеяться от счастья. Все прошло, война показалась вдруг чем-то далеким и нереальным. Подняв глаза, он посмотрел на улыбающегося отца. Тот наблюдал за сыном и женой, любовался обоими. Вот и конец страданиям. Все хорошо, теперь все вместе, и нет места страхам. Саид на миг погрустнел. Ведь родители не знали о его планах. Ну и пусть. Пока им незачем знать. Пока они видят сына, и им хорошо.

— Ой! Ну, как ты здесь, сынок? — начала расспрашивать мать, дождавшись, пока Саид обнимется с отцом. — Тебя хорошо лечат? Сейчас у тебя ничего не болит? А как тут кормят? Мы с отцом привезли тебе всякого вкусного. Соскучился, наверное, по домашней еде?

Бодрый голос и улыбки не могли обмануть. Саид видел, как родители отводили взгляд, чтобы не смотреть на поседевшие волосы сына. Он начал рассказывать, как хорошо в этом госпитале, какие тут хорошие врачи, как за ранеными ухаживают. И кормят очень хорошо. Это не в казарме! А чтобы совсем сменить тему, полез в тумбочку и достал две коробочки. Молодость. Хочется хоть немного похвалиться. Да и отцу важно знать, что он вырастил воина, мужчину.

— Смотрите, это мне вручили недавно, — открывая коробочку с медалью и коробочку с орденом, сказал Саид.

Мать смотрела на награды широко раскрытыми глазами, и они снова наполнялись слезами. Слезами счастья и горя из-за того, что она понимала, через что пришлось пройти поседевшему сыну, если его так наградили. Отец взял коробочки с осторожностью старого солдата, привыкшего с уважением относиться к наградам. Провел пальцем по ордену и солидно кивнул.

Комментариев не было, но по лицу было видно, что старый Асатулло доволен сыном. Горд за него и за свой род, в котором все воины, что нет в его роду трусов. Хотя и больно было старику из-за того, что в мирное время мальчишки заслуживают боевые ордена. Неспокойно в мире, ох неспокойно. Не было бы хуже. Хочется ведь народу пожить в спокойствии. Всего-то прошло сорок лет, как отгремела прошлая страшная война.