Пандора

Уважаемый сэр,

Прошу простить великодушно за то, что пишу Вам, не будучи формально Вам представлен, но этим посланием я хотел бы упредить мое появление у Ваших дверей.

Мне посоветовал обратиться к Вам за помощью директор Королевского общества древностей мистер Ричард Гоф, поскольку недавно я натолкнулся на в высшей степени необычный предмет, который, вне всякого сомнения, будет интересен и Вам, – это крупный пифос, выполненный, как представляется, в греческом стиле. Изучив образец глины, взятый с поверхности вышеупомянутого пифоса, эксперты Общества обнаружили, – к моему вящему изумлению, так же как, я убежден, и к Вашему, – что этот пифос невозможно датировать. Более того, он настолько древнего происхождения, что, как представляется, в известных нам исторических анналах не зафиксирован ни один подобный памятник.

Владельцы данного предмета в настоящий момент желают оставаться анонимными, их положение весьма деликатного свойства, в чем я им искренне сочувствую. Существует вероятность, что этот пифос – вместе с обширной коллекцией греческой керамики – был приобретен незаконным путем. Я нуждаюсь не только в Вашем мнении, но также и в Вашем содействии как уважаемого собирателя греческих древностей.

Прошу простить некоторую сумбурность моего послания – если бы Вы нашли возможность обсудить эти вопросы со мной, тогда я надеюсь быть более откровенным и смогу раскрыть Вам больше деталей.

Присовокупляю к настоящему посланию визитную карточку мастерской, где я тружусь, и буду признателен за возможность обсудить это дело с Вами в удобное время.

С глубочайшим уважением и благодарностью

Эдвард Лоуренс

Глава 22

Каждый божий день Иезекия ныряет в подвал и проводит там бесконечные часы; и всякий раз Дора наблюдает за тем, как он, хромая, спускается по лестнице и возвращается, с таким чувством, какого еще никогда не испытывала. И пусть это чувство вполне обоснованно, она все равно его стыдится.

Ненависть.

До сих пор Дора ловила себя на мимолетно возникавшем у нее отвращении к дядюшке: отвращении за его откровенно презрительное отношение к репутации ее родителей, к славному имени Блейков. Но от фальшивок Иезекии лично ей никогда не было никакого вреда. За все двенадцать лет, что он торговал своим барахлом, не возникло ни единого скандала, так что она (Дора с ужасом отдает себе в этом отчет) со всем свыклась. Она думала, что у нее есть время. Но обнаружив, что Иезекия готов беззастенчиво рисковать не только своей шеей, но и ее собственной… Конечно, неопровержимых доказательств нет, но в свете недавних событий как можно сомневаться в его виновности? Вот почему Иезекию совершенно не заботит ни чистоплотность, ни репутация магазина, ни то наследие, которое оставил после себя Элайджа Блейк, его родной брат, ибо его по-настоящему не волнуют традиции торговли древностями. И теперь Дора буквально преисполнена ненавистью – она гложет ее душу, как жирный шевелящийся червь, питающийся отвращением, которое Дора так долго таила в себе.