Пандора

Взяв конверт, он ломает красную сургучную печать, волнуясь, разворачивает записку и недоверчиво перечитывает строчки.

– Плохие новости? – спрашивает Фингл, а Эдвард, не сказав ни слова, встает со стула, проходит мимо старшего мастера и снимает с вешалки пальто.

Ему назначил аудиенцию мистер Ричард Гоф, сам директор Общества!

Прибыв в Сомерсет-хаус, Эдвард спешит к кабинету директора, и стук его каблуков по паркетному полу привлекает внимание двух пожилых джентльменов в очках. Джентльмены провожают Эдварда такими недовольными взглядами, будто он не имеет никакого права столь шумно вторгаться в Сомерсет-хаус в этот зябкий и тоскливый день, в два часа пополудни.

Взбежав вверх по помпезной лестнице, Эдвард минует широкую арку, по обеим сторонам которой стоят две уродливые позолоченные амфоры. Он сворачивает направо, а не идет прямо по коридору, который выводит к помещениям Королевского общества, имеющего одну приемную (к великому сожалению Гофа!) с Обществом древностей. И натыкается на Корнелиуса, ожидающего его в просторном зале заседаний.

– Что это значит? – спрашивает Эдвард, сбрасывая пальто.

– Не бойся, – в голосе друга звучат сразу и веселая усмешка, и какая-то неясная интонация, которую Эдвард не может разгадать. Корнелиус берет у него пальто и вешает на крючок. – Мы теперь знаем, что это за глина, вот и все.

У Эдварда округляются глаза.

– И?

– Результаты… интересные, – загадочно произносит Корнелиус и, словно отвечая на вопросительный взгляд Эдварда, ведет его в рабочий кабинет Гофа.

Вопреки ожиданиям Эдварда, помещение оказывается не слишком просторным, но при этом, безусловно, впечатляет своим великолепием. Бо́льшую часть тесно заставленного пространства занимает исполинский письменный стол с кожаной столешницей: там, на круглом серебряном подносе, стоит между двух бокалов винный графин, наполненный, кажется, кларетом. Слева от письменного стола возвышается большой шкаф, заставленный книгами, только от названий которых у Эдварда всегда пробегал холодок по спине: «Vetusta Monumenta»[34] и «Археология», а справа потрескивает огонь в узком камине, над которым висит впечатляющая средневековая карта мира в позолоченной раме.

Сам Гоф – коренастый мужчина в летах – сидит за столом и кивком головы в парике приглашает Эдварда присесть.

– Мистер Лоуренс.

Эдвард садится на стул напротив Гофа, а когда Корнелиус располагается перед книжным шкафом, директор Общества извлекает из ящика стола склянку с измельченной терракотой, которую Эдвард соскоблил с пифоса. Гоф чрезвычайно осторожно ставит склянку в центр стола. Она выглядит крошечной и жалкой на кожаной столешнице соснового оттенка.

– Скажите, мистер Лоуренс, откуда это у вас?

Эдвард сцепляет пальцы и кладет руки на колени. Он знает, что Гоф известен своей прямотой и умением заставлять даже самых уверенных в себе людей трястись как овечий хвост, и старается сохранять спокойствие.

– От человека, с которым я недавно познакомился, сэр.

Пауза.

– И как зовут этого человека? – с нескрываемым нетерпением спрашивает Гоф.

Эдвард молчит. Он думает о мисс Блейк и о грозящей ей опасности в случае, если он честно ответит на этот вопрос. Мельком бросает взгляд на Корнелиуса.

– Я бы предпочел не называть имя, сэр.

Корнелиуса от этих слов передергивает.

– Вы бы предпочли не называть, – эхом отзывается Гоф.

– Именно так.

– И почему же?

У Эдварда потеют ладони. Теперь ему надо тщательно выбирать слова.

– Я бы хотел до поры до времени сохранить мои отношения с данной персоной в секрете. – Через мгновение он добавляет: – Я руководствуюсь исключительно интересами этой персоны. Сэр.

Гоф меняется в лице. Он недовольно смотрит на Корнелиуса. Потом складывает пальцы домиком под подбородком и буравит Эдварда немигающим взглядом.

– Вы же отдаете себе отчет, мистер Лоуренс, что это вы обратились к нам за помощью?

– Разумеется. Но я, сэр, беспокоюсь о благополучии семьи, связанной с данным делом, и это требует немалой деликатности. – Эдвард умолкает, но через пару секунд набирается смелости. – Я также осознаю, что речь идет о моих будущих отношениях с Обществом, поэтому предпочитаю действовать с исключительной предусмотрительностью. – Пауза. – Мистер Эшмол сообщил мне, что анализ глины дал интересные результаты…

Такое впечатление, будто бы в воздухе что-то сдвинулось, и сердце Эдварда вдруг начинает усиленно биться. Он понимает, что сейчас произойдет. Он думает о мисс Блейк и о своих дурных предчувствиях. Каким же невыносимым разочарованием обернутся его упования, если в конце концов выяснится, что пифос был приобретен незаконно…

Гоф не сводит глаз с Эдварда, и возникшая пауза в их беседе все длится и длится. Корнелиус мрачно разглядывает носки своих нарядных башмаков. Эдвард ерзает на стуле.

– Так что вы обнаружили, сэр?

Гоф откашливается.

– Этот предмет. Могу ли я по крайней мере попросить вас описать его мне?

– Он представляет собой… или, можно сказать, похож на крупную греческую вазу, в которой могли храниться такие продукты питания, как зерно, вино или масло и которую древние греки обыкновенно называли пифосом.