Пандора

Он всего лишь рассчитывал получить от Гофа совет, узнать, что тот думает о торговцах древностями, спросить – уклончиво, не впрямую, – каковы могут быть последствия для мисс Блейк как невольной участницы незаконной торговли. Если бы обнаружилась вероятность того, что мисс Блейк сможет как-то пострадать, он бы ни за что не взялся за это исследование. И он просительно смотрит на старика за столом.

– Но как же я смогу подготовить такой доклад, не бросая тень на вовлеченных в это дело людей?

Гоф не обращает внимания на умоляющий взгляд Эдварда.

– Ах да. Вовлеченные люди. Вы сказали, что вас заботит благополучие семьи и что ваше нежелание раскрывать их личности продиктовано исключительно их интересами?

– Да.

– Тогда я должен вас спросить, почему вы так печетесь о благополучии людей, которые нарушили законные и моральные обязательства, принятые в антикварном деле? Такие люди не стоят ничьих забот.

Эдвард чувствует, как галстук впивается ему в шею. Не в силах справиться со своим отчаянием, он смотрит на Корнелиуса, моля его о помощи, но друг стоит, вперившись в пол таким взглядом, который воспламенил бы половицы, если бы такое было возможно.

– Прошу вас, мистер Гоф, – Эдвард делает глубокий вдох, – если и в самом деле имела место незаконная сделка – а я все еще не вполне в этом уверен, – тогда могу с чистой совестью твердо заявить, что одна сторона здесь ни в чем не виновата. Но я должен обеспечить безопасность этого человека. Мне нужно сначала выяснить все тонкости такой торговли, чтобы понять…

– Конечно, вы должны выяснить, как именно они действуют. Вы же не можете написать научный доклад на данную тему, не обладая необходимыми знаниями предмета.

– Но…

– Что вы говорите, мистер Лоуренс?

– Вы не понимаете, – слабым голосом бормочет Эдвард. – Видите ли…

– Либо вы поступите так, как я сказал, либо мы не сможем оказывать вам поддержку в дальнейшем. Вы уже представили нам три доклада. У меня есть серьезные сомнения в том, что вы смогли бы найти в качестве темы нечто столь же значительное для истории древностей, как этот пифос. Если он был приобретен законно, тогда все вопросы отпадают. Если нет… Что ж, не знаю, виновен или нет ваш знакомец, но впоследствии у вас навряд ли появится еще одна возможность подать новое прошение. Вы или напишете этот доклад, или нет. Выбор за вами.

Эдвард сглатывает.

Выбора нет. У него нет никакого выбора.

– Хорошо, сэр.

– Ну вот и отлично, – торжествующе произносит Гоф. Он выдвигает ящик стола, вынимает из его глубин элегантную визитную карточку. – Отвечая на ваш вопрос о том, как действуют торговцы на рынке антиквариата, предлагаю вам разыскать Уильяма Гамильтона. Он авторитетный знаток греческой керамики и, как я понимаю, обладает знаниями о деликатных сторонах подобной торговли. Скажите ему, что вас к нему направил я, и он не откажется с вами побеседовать. Более того, скажу, что он с завидным энтузиазмом готов ухватиться за любую возможность потолковать о греческих артефактах.

Гоф протягивает Эдварду карточку, но тот так ошарашен, что не сразу вскакивает со стула, чтобы ее взять. Карточка изысканная, с тисненой золотой каемкой по краям. Адрес на Пиккадилли. Очень осторожно Эдвард убирает ее во внутренний карман сюртука.

– Запомните, я не потерплю никаких сентиментальных описаний в духе вашего последнего доклада. Строгие точные факты – вот что у нас здесь ценится. И погружайтесь в материал осмотрительно, мистер Лоуренс, – добавляет Гоф тихим размеренным голосом. – Вы не только обнаружили нечто, представляющее огромную значимость для антикварного дела, но и нырнули в опасные воды, коль скоро окажется, что этот пифос приобретен незаконно. Очень опасные воды, вы меня поняли?

Похоже, аудиенция подошла к концу. Эдвард встает со стула.

– Я понял.

– Хорошо. Жду от вас регулярных отчетов. Мистер Эшмол, – говорит Гоф напоследок и, открывая другой ящик, достает из него лист бумаги, – не проводите мистера Лоуренса?

Корнелиус наконец ловит взгляд Эдварда.

– Да, сэр, – произносит он глухо.

Еще не вполне придя в себя, Эдвард отвешивает короткий поклон.

– Благодарю вас, мистер Гоф, за то, что приняли меня.

Но директор уже словно забыл о его существовании. Последнее, что видит Эдвард: старик с превеликим тщанием обмакивает гусиное перо в чернильницу.

Они не успевают отойти от кабинета Гофа и на два шага, как Корнелиус крепко хватает его за локоть. Уже по тому, как пальцы сжали ему руку, Эдвард чувствует клокочущее в душе друга раздражение.

– О чем ты только думал? – шипит Корнелиус в ухо Эдварду, ведя его обратно к лестнице. – Как ты сейчас рисковал! Ты же знаешь: слова «черный рынок» – даже произнесенные шепотом! – в этих стенах сродни измене. – Корнелиус еще крепче сжимает пальцы. – Я же тебя предупредил, что поговорю с Гофом сам, я планировал поднять эту тему как бы между прочим в обычной беседе, и он бы не заподозрил, что ты в этом как-то замешан.

– Прости, – с несчастным видом говорит Эдвард, когда они минуют арку и выходят к лестнице. – Я же только хотел узнать его мнение. Я ни о чем подобном и не помышлял!