Вот почему, думает он, Корнелиус дает ему время на подготовку перед написанием нового доклада для Общества. Эдвард сейчас не в состоянии заниматься несколькими делами сразу – да он никогда и не имел такой привычки. Одно за другим в порядке очередности – вот его правило, особенно сейчас, когда работа в переплетной мастерской доставляет ему мало радости. И как, скажите, достичь совершенства в этом ремесле, если не можешь на нем полностью сосредоточиться?
За последние пять ночей Эдвард внимательно изучил содержимое всех ящиков с греческой керамикой в подвале антикварной лавки. Коллекция Блейка отлично сохранилась, и по своей значимости все эти изделия не уступают экспонатам Британского музея. Эдвард благодарен судьбе за возможность держать в руках подлинные произведения античности (по крайней мере, две трети коллекции представляются ему таковыми), составить подробный реестр их маркировок и установить их возраст. А то, что они могут оказаться крадеными… К сожалению, этот факт не позволяет сделать их объектом научного исследования. Эдвард трясет головой, отгоняя эту мысль. В данный момент он не хочет даже думать о подобных вещах. И хотя подсознательно он понимает, что это не так, все равно в душе его теплится надежда, что коллекция была приобретена законным образом.
Он барабанит пальцами по столу и размышляет о пифосе. Судя по всему, это и впрямь исключительное произведение античного гончарного искусства. Все эти резные декоративные сценки великолепны. Он никогда не видел ничего подобного даже в научных трудах. Каково же, думает Эдвард, его происхождение?
Корнелиус передал терракотовый образец для изучения в Общество, и, покуда он не получил никакого ответа, Эдварду чертовски трудно датировать вазу. Тут даже гадать бесполезно. Поскольку пифос не покрыт росписью, он может относиться к любому периоду древнегреческой истории. Эдвард прекрасно помнит, как читал в какой-то книге, что сценки, иллюстрирующие миф – как на этом пифосе, – характерны для архаического и классического периодов. Но знания его в лучшем случае поверхностны.
Когда он сказал мисс Блейк, что прочел много книг, он говорил правду. Но Эдвард не признался в том, что приобрел свои знания лишь в недавние годы, за время долгих малоприятных недель, проведенных с отцом Корнелиуса. Он с головой окунулся в историю древностей! И воспользовался этими новыми знаниями, чтобы заглушить память о том, что случилось прежде. Перед его мысленным взором сама собой возникает кромешная тьма в подвале Блейка, а потом и…
Эдвард впивается руками в подлокотники и, закрыв глаза, старается отогнать дурные воспоминания. Он долго сидит так, неподвижно, прижавшись головой к спинке стула, и глубоко дышит, как ему советовали делать, когда все приобрело угрожающий оборот. Но тут раздается стук в дверь, и от внезапно нахлынувшего ужаса внутри у него все сжимается.
– Мистер Лоуренс?
Эдвард бессмысленно глядит на смутный силуэт Фингла за зернистым стеклом, тяжело вздыхает и выпрямляется на стуле.
– Войдите.
После небольшой паузы дверная ручка поворачивается, в комнату входит старший мастер и затворяет за собой дверь. Он глядит на Эдварда сквозь колышущееся пламя свечи.
– Я хотел бы узнать, вы успеваете с заказом Хелмсли?
– Да, – Эдвард указывает на стопку книг на небольшом шкафчике у двери. – Вчера все закончил.
– Чудесно! – восклицает Фингл. Он просматривает книги одну за другой, вертит их в руках так и этак. – Превосходная работа. – Он слегка запинается, прежде чем сказать: – Ваше мастерство с годами существенно возросло.
– А разве у меня был выбор?
Фингл встречает тяжелый взгляд Эдварда и тут же отводит глаза. Откашливается и потирает большим пальцем переносицу.
– А что за молодая леди заходила к вам пару дней назад?
Этот вопрос задан, кажется, без подвоха, и хотя Дора Блейк – не та персона, которую Эдварду хотелось бы обсуждать с Финглом, но уж лучше обсуждать ее, чем кое-что другое, и он напускает на себя деланое оживление, чтобы сменить тему. В том, что с ним приключилось, напоминает себе Эдвард, нет никакой вины Фингла.
– Ее фамилия Блейк. Она пришла спросить моего совета о кое-каких древних вещах, которые к ней попали.
– А, ясно. А то уж я решил, что, может быть, она ваша…
Эдвард понимает, что хочет сказать Фингл, и непроизнесенное слово – возлюбленная – вгоняет его в краску.
– Да я едва ее знаю.
– Ну что ж. Может быть, оно и правильно. С учетом обстоятельств.
– Каких обстоятельств?
Фингл опять тушуется.
– Ну что ж, – повторяет он примирительно. – Мы же все знаем, как вы близки с мистером Эшмолом. И вам было бы неплохо проводить время с кем-то еще, для разнообразия. С кем-то более… Вы и так ведете почти затворническую жизнь… – Эдвард в смятении смотрит на Фингла, пока тот смущенно откашливается. – Вот, пришло вам только что.
Старший мастер-переплетчик вынимает из жилетного кармана плотный конверт и передает его Эдварду, а тот чувствует, как у него перехватывает дыхание. На конверте четко виден герб Общества древностей.