Некоторые фирмы использовали собственные ценные бумаги для скупки других стартапов. Yahoo скупила акции Broadcast.com за 5,9 миллиарда долларов, а GeoCities – за 3,57 миллиарда. Испанский оператор связи приобрел Lycos за 12,5 миллиарда долларов (несколько лет спустя он избавился от фирмы меньше чем за 96 миллионов, потеряв более 99 % вложенных средств). В январе 2000 года состоялось второе по размерам поглощение за всю историю – AOL приобрела TimeWarner. Во время показа большого финала бейсбольной лиги 2000 года крутились рекламные ролики шестнадцати доткомов. Каждый ролик стоил два миллиона.
Фондовый рынок взлетел в стратосферу. И грохнулся. В марте 2000 года курс акций полетел вниз с такой же скоростью, с какой до этого рос. За последующие два с половиной года акции растеряли курсовую стоимость на пять триллионов долларов. Народ ломанулся в облигации, «медвежьи» ставки Десмонда окупились с лихвой. К концу 2000 года их совместное девятимиллионное состояние превратилось в девятнадцатимиллионное, правда, четыре миллиона съели налоги. После этого Десмонд стал осторожничать, вкладывая деньги только в ценные бумаги высокого качества.
Каждую неделю кто-нибудь из его друзей терял либо работу, либо работодателя из-за банкротства. Десмонд им сочувствовал. Он не успел забыть разорение xTV и последовавший за ним период выживания на консервированной тушенке и бобах, помогал друзьям, чем мог, – приглашал на обед, неизменно оплачивая счет, делал подсказки, если слышал, что где-то открылась вакансия. От их рассказов стыла кровь в жилах.
Увольнения превратились в массовое кровопускание. Сотрудников приглашали в комнату для совещаний целыми толпами и сообщали, что они здесь больше не работают. Консультанты раздавали им конверты с юридическими оправданиями. Иногда под раздачу попадали сами кадровики, получавшие от консультантов конверты сразу после того, как остальные уволенные покинули помещение.
Кафешки, где новоявленные предприниматели с лучезарным взглядом когда-то чиркали на салфетках свои бизнес-идеи, теперь были заполнены составляющими резюме безработными. Бедолаги писали и переписывали заявки, проверяли на ошибки, взвешивали убедительность и, наконец, распечатывали на плотной бумаге, чтобы хоть чем-то выделиться среди других. Директора стартапов с теоретическими состояниями в миллионы долларов вдруг лишались последнего и переезжали жить к родителям – своим или жены. Множество сотрудников компаний, которые превратили в открытые акционерные общества, так и не дождались окончания ограничительного периода и не успели продать акции – их фирмы испустили дух раньше.
Десмонд наблюдал за побоищем, не веря глазам. Мир словно знал лишь две крайности – либо безудержная гонка к вершине, либо падение в отвесную пропасть.
Он тоже падал в пропасть, только другого рода. С каждым месяцем надежды на изменение диагноза к лучшему таяли. Таблетки помогали, встречи с доктором Дженсоном – тоже, но Десмонд топтался на месте. Дальнейшего улучшения не наступало.
Зато оно наступило у Пейтон. Девушка мало-помалу продвигалась вперед, относилась к учебе как делу чести, вышла в отличницы. Она расцвела, превратилась в необычайно привлекательную женщину. Пейтон созрела для большего. Десмонда это тревожило. Он сомневался, что когда-либо станет достойным ее мужчиной.
Миновало Рождество 2000 года. У себя дома в Пало-Альто они поставили небольшую елку и остались верны традиции не дарить подарки дороже десяти долларов. Правда, Пейтон все-таки схимичила, подарив модель самолета в коробке.
– Красивый.
– Подарок не самолет. – Пейтон схватила друга за руку и сжала ее. – Давай съездим в путешествие – в Австралию, где ты родился. Посмотрим, что с домом. Съездим в Оклахому, где ты вырос.
Десмонд сообразил, к чему она клонит, – поездка по местам, доставившим столько боли, могла бы помочь преодолеть прошлое и повернуться лицом к будущему.
Он настолько отчаялся, что был готов испробовать какие угодно методы, а потому согласился.
В Австралии они гуляли по полям, где Десмонд когда-то играл ребенком. Сходили к зарослям, где он строил форт в тот памятный день, даже вернули на место перевернутые камни, которые мальчишка притащил из ручья восемнадцать лет назад. Дом – вернее, его обгоревшие останки, – был на месте. Десмонд постоял во дворе, окруженном забором, откуда бросился в огонь. Перелом не наступил. Никаких слез – одна лишь горечь.
В Аделаиде они на неделю остановились в отеле. Десмонд попытался разыскать Шарлотту. Однако у него ничего не вышло, – он не знал ее фамилии. Добровольцами по преодолению последствий пожаров 1983 года работали более ста тысяч человек, вдобавок с тех пор прошло почти восемнадцать лет. Шарлотта могла уехать в другой город или даже страну.
В Оклахома-Сити они взяли напрокат машину, двинулись на юг, через Норман и Нобл и, наконец, прибыли на Слотервиль-роуд.
Десмонд остановил машину у дома, в котором провел детство и отрочество, дома Орвиля. Некогда дом был частью фермерского надела, но землю продал либо сам Орвиль, либо кто-то еще до него.