Алекс получил тогда много ответов, и самых разных. Большая часть респондентов предлагала Алексу взять собственного сына и отправить его в какое-нибудь восхождение «без Пандема». Послания были очень эмоциональны, но Алекс не удивлялся. Ну и не обижался, разумеется.
Внутри – в душе – он был потрясён не меньше, чем все эти возмущённые люди. Потрясение обернулось первым за многие годы разговором с Пандемом.
– Они что, долго умирали? Просили тебя о помиловании?
«Нет. На них сошла лавина. Они почти ничего не успели».
– Почти?
«Парни вспомнили обо мне. Девочка вспомнила о матери».
Алекс сидел на неподвижной карусели посреди пустого – пять утра! – парка развлечений. Серебряные грави-гондолы на страховочных цепочках свисали, будто щупальца дохлого осьминога.
– Ты мог удержать лавину?
«Она
– Ты мог удержать лавину?
«Мог».
– Тогда почему?..
«Я пообещал им, что не стану принимать участия в их судьбе ни при каких обстоятельствах».
– И не мог нарушить обещания?
«А кем считают тех, кто нарушает обещания?»
– Значит, ты вернул смерть…
«Я её не отменял… То, о чём ты говоришь – всего лишь право попасть под лавину. И только для тех, кто действительно этого хочет».
Алекс подумал о Шурке. Они давно не общались. Жили, как чужие люди.
– Значит, я был прав. Ты признал мою правоту. Ты – пусть косвенно – признал мою правоту, Пандем…
«Три трупа – зато ты прав».
Алекс ударил кулаком по серебряному борту. Гондола качнулась в воздухе.
«Да, Алекс. Человеческая личность, оказывается, реализует себя иногда непредсказуемыми путями… Теперь у них есть эта возможность – не просто карабкаться на гору, не просто кататься на волнах, не просто лететь за ветром… А радостно сознавать, что на этом пути они могут сдохнуть. А за ними, наркоманами риска, идёт армия подражателей и поклонников – тех, которым риск сам по себе не нужен, но которым желательно позерствовать, производить впечатление, которым нужно выглядеть особенно, пусть даже в собственных глазах… Кстати, ещё месяц назад твоя внучка ругала меня на чём свет стоит за то, что я не запрещаю охоту. Она не понимает, видите ли, что за мотив движет взрослым мужчиной, убивающим живое существо ради развлечения… Диапазон, Алекс. У Юльки нет органа, чтобы понимать это. Но я-то понимаю и тех, у кого такой орган есть…»
– Значит, ты вернул смерть.
«Я давно с тобой не спорю».
Тогда, пять лет назад, посреди пустого парка на неподвижной карусели, Алекс ощутил вдруг себя пустым и старым. Это было новое чувство – до того им владела попеременно то жажда действия, упругая, как проволочный чёртик, а то вдруг тоска, гнущая к земле и выжирающая внутренности; обе были привычны, обе обладали, в общем-то, созидательной силой, и сменяли друг друга ритмично, как день и ночь. Новое – пустота – заставило Алекса поднять глаза к луне и в ужасе воззриться на белый диск, давно заселённый энтузиастами.
– Зачем мне жить, Пандем?
«Не моё собачье дело. Думай сам».
…После того разговора прошло пять лет; Алекс жил, как улитка в раковине, брезгливо отстранившись от окружающего мира. Ему не раз и не два предлагали снимать боевики: по всему миру не угасала мода на визео-катастрофы, визео-потрошилки, визео-костедробилки. Алекс отказывался; единственным человеком, с кем он хотел и мог общаться, оставалась Александра – вечно занятая, ироничная и прохладная, своя до кончиков ногтей, понимающая Алекса куда лучше Пандема – так, во всяком случае, ему казалось – но не лезущая в душу, не желающая менять ни Алекса, ни окружающую жизнь.
А жизнь опять менялась; сидя в своей скорлупе, он замечал это всегда с опозданием. Спохватился, когда оказалось, что так называемые беседки уже давно и естественно вписались в городской ландшафт. Что с Пандемом уже никто не говорит «потоком» – только «встречами» в беседках. Что дети на улицах стали куда свободнее в выражениях… и осторожнее в поступках… во всяком случае, трёхлетние малыши уже не болтаются на верёвочных лестницах в двадцати метрах над землёй, но спокойно возятся в песочнике под присмотром нянек…
– От Шурки ушла жена, – сказала Александра в одно прекрасное утро.
Алекс спросил себя, что он чувствует по этому поводу – и обнаружил, что ничего. Люди давно живут вполне автономно: вместе, порознь – какая разница. Нет ни экономической, ни психологической, ни социальной надобности для существования семьи: сошлись, разбежались…
– Хотела с тобой поговорить, – сказала Александра. – По поводу Юльки.
– А что с ней? – спросил Алекс по инерции.
– «Без Пандема», – сказала Александра с такой выразительной интонацией, что он понял сразу. Без дополнительных расспросов.
Кимово зерно проросло.
Это была победа. Это был праздник, искупающий длинные месяцы неудач. Первое живое зерно, сконструированное Кимом, было размером с его голову и весило сорок килограммов. Это, нынешнее, было размером с родинку на предплечье Арины…
Он отвлёкся всего на секунду.