– Я такой же человек, – Ромка пожал другим плечом, будто для симметрии. – Ладно-ладно… Суть – это чего человек хочет больше всего на свете. Например, дядя Костя хочет, чтобы все вокруг отдыхали и не мешали отдыхать ему. Дедушка хочет всё время работать. А Виталька хочет полететь в космос и прославиться.
Виталька встал. Во взгляде, обращённом на брата, промелькнула непривычная для Кимова сына злость.
– Вит…
– Всё-таки нет, – пробормотал Виталька. – Всё-таки… Смысл? Допустим, я был уже зачат на момент прихода Пандема, тут нечего… Но вот дети, которые были зачаты после его прихода? Почему не устроить так, чтобы и там не было никаких случайностей? Чтобы… самый удачный вариант зачатия?
– А я не самый удачный, – спокойно парировал Ромка. – Зато я настоящий, естественный человек. Да, Пандем?
– Дети, – предостерегающе сказал папа. – Я вообще не понимаю, о чём сыр-бор… Давайте музыку!
Ромка хотел ещё что-то сказать, но замолчал, прислушиваясь ко внутреннему голосу.
Ким положил руку на плечо ощерившемуся Витальке:
– Оставь. Пан ему объяснит.
– Если бы я хотел прославиться, – сообщил Виталька, – я бы чем-то другим занялся. В фильмах бы снимался… Меня даже звали, у меня лицо обаятельное…
– Виталя, – Шурка поднялся. – Пошли, я тебе кое-чего скажу…
Они стояли рядом – двоюродные братья, Витальке пятнадцать, Шурке двадцать один, но разницы в росте (каким огромным казался школьник-Шурка рядом с младенцем-Виталькой!) уже почти не осталось. Ким смотрел, как они рядом идут к берегу, то есть к краю понтона, и отблеск костра золотит им спины, и как они садятся прямо на песок, и Шурка что-то говорит, но слов не слышно за ровным шумом прибоя.
Ким оглянулся; у костра молчали. Арина неподвижно глядела в огонь; Лерка слабо улыбалась, Вика покачивала на коленях Юльку, отец обнял маму за плечи, Алекс лежал, глядя на звёзды, Александра бродила где-то рядышком, под её подошвами похрустывали ветки. Каждый из них не помнил сейчас о существовании всех остальных.
Ким уселся рядом с женой. Примятая трава была плотной, как циновка, надёжной и жёсткой.
Пока Арина была с Пандемом, Ким не хотел с ним говорить. Вопреки здравому смыслу – ведь «отвлечь» Пандема нельзя, у него бесконечная – или почти бесконечная – оперативная память…
Остров-понтон плыл, будто сквозь космос; костёр горел, не требуя новых дров, Ким глядел на огонь, внутри него проворачивалась, будто объёмная фигура на экране монитора, слышанная где-то фраза: «И свет во тьме светит…»
Бесшумно поднималась примятая трава. Между Кимом и сидящими рядом вырастали зелёные стены.
Двадцать шестой год Пандема
Пролог
Ларс Петерссон был беспандемным вот уже полтора года. Его невеста Лил находила особую прелесть в его стальном значке с гордой надписью «Без Пандема»; для неё, девчонки, этот значок был пугающим и притягательным символом Ларсовой независимости, исключительности и силы.
Вот уже полтора года Ларс не разговаривал с Пандемом (а поначалу было ох как трудно!), не принимал от него советов и не ждал помощи; впрочем, главная фишка заключалась не в этом.
Вот уже полтора года Ларс был смертен. Одно это осознание сводило с ума не только Лил, но целые батальоны окрестных девчонок; Лил ревновала, иногда устраивала Ларсу робкие сцены, но почти сразу отступалась и прощала – понимала, глупышка, что местом в Ларсовом сердце надо дорожить, как сиденьем в переполненном автобусе, и, однажды ухватившись за поручень, держать его зубами и когтями – а то ведь вылетишь на всём ходу…
Лил была хороша – загорала голышом, вся была бронзовая, без единой белой полосочки, с подтянутой гладкой попкой, которую почти закрывали светлые волосы, если их свободно распустить; грудь у Лил была такая пышная, что золотой медальон терялся в тёмной ложбинке. Всякий раз, обнимая свою великолепную Лил, Ларс думал, что это может быть последняя их ночь; всякий раз, заводя мотор или поднимая парус, он знал, что может слететь с моста, или размазаться по скале, или взорваться, или утонуть – и исчезнуть навсегда.
Он был самым счастливым человеком на всём побережье.
Просто невероятно, что можно быть ещё счастливее; тем не менее ранним утром пятнадцатого июля, входя в родной эллинг, где пахло неповторимо и остро, где в особых креплениях покоились туши лодок и где ждала его совершенно готовая к плаванью «Анабелла» – Ларс подумал, что вот он, пик счастья в его короткой, но такой клёвой жизни.
Виктор ждал на причале; его лодка называлась горделиво: «Пофиг». На серой ветровке Виктора – на спине и на груди – светящейся краской было написано то же, что на Ларсовом значке: «Без Пандема!»
Они ударили по рукам. Качнулся понтон; завизжали девчонки. Кто-то дудел в трубу; Лил протиснулась сквозь стенку загорелых потных спин, разводя бицепсы Ларсовых приятелей, будто ветки деревьев. Глаза её были какие-то неправильные.
– Послушай, Ларс, – пробормотала Лил, глядя в доски понтона. – Может… сегодня вам не плыть… то есть не идти?