А так получилось потому, что все присутствующие на этом аукционе люди, и не важно в каком кто был качестве, министра или просто статиста из службы протокола, прямым участником аукциона или просто так решил здесь постоять и понаблюдать за всем этим сумасшествием, в общем, кем бы ты не был, а единственным кем ты не мог быть, находясь здесь, так это незаинтересованным лицом, то ты под воздействием всего здесь происходящего, – а это всё, с числовым отсчётом лицитатора, в столь эмоциональной, на подъёме атмосфере напоминало экстрасенсорный сеанс или коллективное умопомешательство, – не мог не впасть в умственный транс коллективного бессознательного.
Где теперь всё вокруг происходящее, тебе виделось через некую призму условных значений, которые заменяли для тебя реальные вещи – так несусветные суммы, предлагаемые за выставленный лот и которые сами по себе ничего не имеют общего с реальностью, с некоторых пор, когда сердцебиение начало зашкаливать и местами у некоторых особо невыдержанных людей, заклинивать, приняли для себя иные формы звучания и слышались в других, связанных с мечтой измерениях.
Ну а почему именно с мечтой, то тут нет ничего необычного, если посмотреть на выставленный лот не глазами старьёвщика, который оценивает вещь только на свой прокажённый глаз, с материальной точки зрения или физической стороны, а со стороны человека ещё имеющего желания и цель в жизни, то тогда вы увидите не просто президентское кресло, это комфортабельное изделие для сидения на нём того же президента, а вы в нём увидите некий символизм, с далеко ведущими перспективами и последствиями – ну а то, что это кресло, вполне может быть, что имеет для многих сакральное значение, то об этом даже никто не заикнулся (а это говорит о многом затаённом и скрытном).
Вот, наверное, почему, так все занервничали и взволновались, когда услышали от советника президента, мистера Капуты, примерившего на себя роль аукциониста, какой лот выставляется на этот аукцион. Ну а как услышали, так и остались в тех неуклюжих и местами немыслимых положениях, за которыми их застало объявление Капуты о предмете сегодняшнего торга.
Так те господа, кто ещё не достиг вершин иерархической лестницы и пока что ещё всего лишь рос вверх в чужих и своих глазах, – для чего им требовалось демонстрировать свою нужность уже достигшим вершин власти господам, – сами того не понимая, как так случилось, вдруг обо всём забывают – смотреть в рот своим высокопоставленным начальникам и сэрам, или другая крайность, предложить руку или стул даме – и к потрясению своего высокопоставленного начальника, который и говорить теперь ничего не может, когда на него смотрит затылок его адъютанта, или той же премьерше Июнь, которая чуть не подставила свой зад для пола, а не для стула, вдруг так неожиданно поворачиваются в сторону этого возмутителя всеобщего спокойствия, Капуты.
Но к великой удачи всех этих неосмотрительных господ, да того же Фолкнера, который чуть не уронил в своих глазах эту, хоть и вздорную бабу, но всё же премьер-министра Июнь, за которую между прочим, вполне мог бы вступиться генерал Браслав, хоть и не такой джентльмен как многие, но зато он всегда не против был пустить в ход свои огромные кулаки, объявление Капуты о выставленном лоте, прозвучало так сердечно громко для всех и не только для этих ничтожеств, что никто и не заметил, как кто-то так оплошал, что кто-то вслед за этим, уж очень больно подставил свой зад для пола.
И вслед за всеми этими, не столь значительными господами, чья не столь значительная высокопоставленность, несмотря даже на их значительный природный рост, была столь малозаметна для имеющих большой вес господ, уже эти большевесные господа, замерев в одном выражении лица – не сдержанном, выражающим скорее недоумение, чем что-либо другое – поворачивают свою окаменелость лица в сторону всё того же Капуты.
Там они обдают его холодным взглядом, делают на нём аналитические замеры и бросают свой взгляд на Мистера президента, чтобы по его виду узнать – санкционировано ли им это наглое заявление Капуты. Но судя по немигающему виду президента, то он в курсе всего происходящего, и тогда взгляды всех этих грозных людей, вновь возвращаются в сторону этого, что за проныра, Капуты.