Паладин душ

Словно зачарованная, она подалась вперед. Вблизи свежевыбритая кожа Иллвина казалась слишком тонкой, слишком туго обтягивала челюсть. Его губы телесного цвет были немного разомкнуты, и через них виднелись ровные белые зубы.

Когда ее губы коснулись его рта, она не почувствовала ни тепла, ни холода…

Иста выдохнула в эти полуотверстые губы. Она вспомнила, что язык – священный орган Бастарда, так же как лоно принадлежит Матери, мужские гениталии – Отцу, сердце – Брату, а мозг – Дочери. Мироздание рассудило так, поскольку язык – источник лжи, утверждают еретики-кватернианцы. Она осмелилась незаметно, минуя его зубы, дотронуться языком до кончика его языка, точно так же, как бог вторгся во сне в рот ей. Ее ладонь застыла у него над сердцем, не решаясь опуститься, ощутить бинт, охватывающий его грудную клетку, скрытый под расшитым камзолом. Грудь не начала вздыматься. Темные глаза, а Иста уже наизусть знала их цвет, удивленно не распахнулись. Он остался неподвижным.

Она проглотила стон разочарования, подавила досаду и выпрямилась. Нашла затерявшийся где-то голос:

– Вот видишь. Ничего хорошего в этом нет.

«Глупая надежда и глупый провал».

– Эх, – протянул Горам. Он сощурил глаза и пронзил ее взглядом. Он тоже был разочарован, даже подавлен. – Должно быть, нужно что-то другое.

«Выпустите меня отсюда. Слишком больно».

Лисс, которая стояла в стороне и наблюдала за происходящим, посмотрела на Исту взглядом, полным раскаяния. Лекция об обязанностях горничной не допускать до своей госпожи ничего причиняющего беспокойства, глупого или странного, видимо, предстоит ей позже.

– Но вы именно та, кто нужна, – настойчивым тоном повторил Горам. Судя по всему, смелость вернулась к нему. Или тщетность ее поцелуя рассеяла его благоговейный трепет перед ней. В конце концов, она – всего лишь вдовствующая рейна, не способная вдохнуть жизнь в практически мертвого человека. – Невысокая, вьющиеся волосы, ниспадающие вдоль спины, серые глаза, спокойное лицо… нет, печальное, он сказал – печальное. – Он оглядел ее с ног до головы и коротко кивнул, как будто бы убедившись, что печаль в ней присутствует в должном размере. – Именно вы.

– Кто сказал… Кто описал меня тебе? – возмущенно спросила Иста.

Горам мотнул головой в сторону кровати:

– Он.

– Когда? – Голос Исты прозвучал резче, чем ей того хотелось. Лисс буквально подпрыгнула.

Горам развел руками:

– Когда приходит в себя.

– Он приходит в себя? Я думала… леди Каттилара дала мне понять… что после удара ножом он так и не приходил в сознание.

– Эх, леди Катти, – сказал Горам и вздохнул. Иста не смогла понять, был ли этот вздох комментарием или он просто прочищал нос. – Но, видите, он в сознании не остается. Он приходит в себя каждый день, около полудня, но очень ненадолго. В основном мы стараемся в это время засунуть в него столько пищи, сколько сможем, пока он не начнет давиться. Но ему и этого не хватает. Видите, он тает. Леди Катти в голову пришла замечательная идея вливать козье молоко ему в горло по тоненькой кожаной трубочке, и это заметно помогает, но этого тоже мало. Он уже слишком похудел. С каждым днем его хватка слабеет.

– А когда он приходит в себя, он вменяем?

Горам пожал плечами:

– Эх.

Не очень обнадеживающий ответ. Но если он вообще приходит в себя, то почему не сейчас, от ее поцелуя, или не в любое другое время? Почему именно тогда, когда его брат вдруг без причины засыпает… Иста испугалась собственной мысли.

Горам прибавил:

– Да, иногда. Но некоторые сказали бы, что он бредит.

Вступила Лисс:

– Это что-то сверхъестественное. Какое-то рокнарское колдовство?

Иста вздрогнула от одного упоминания.

«Я не собиралась спрашивать об этом. Не собиралась предполагать это. И со сверхъестественным ничего общего иметь не хочу».

– В княжествах колдовство запрещено, на Архипелаге тоже. – И не только по теологическим причинам. В Шалионе его также не приветствуют. Дай только возможность, последнюю степень отчаяния, преступность или высокомерие – и заблудший демон станет для кватернианца не меньшим искушением, чем для квинтарианца. Более того, кватернианца, заключившего договор с демоном, обвинят в вероотступничестве скорее, если он обратится за помощью к своему храму.

Горам снова пожал плечами:

– Леди Катти считает, что так действует яд с рокнарского кинжала, поскольку рану не лечат должным образом. Я не раз травил крыс в конюшнях, но никогда не видел, чтобы яд действовал вот так.

Лисс приподняла бровь, изучая неподвижное тело, лежащее на кровати:

– Ты давно ему служишь?

– Уже третий год.

– Грумом?

– Грумом, сержантом, посыльным, рабочим, в общем – всем. Теперь сиделкой. Остальные слишком напуганы. Боятся тронуть его. Я – единственный, кто может сделать все без содрогания.

Девушка склонила голову набок; удивление не исчезло с ее лица:

– А почему его волосы заплетены по-рокнарски? Впрочем, должна признать, это ему идет.

– Он ездит туда. Ездил. Был разведчиком марча. Он как раз подходил для этого, знает язык. Однажды он сказал мне, что отец его матери был рокнарцем, хотя сама она училась пятикратному знамению.