«Да. Все мы, каждое живое существо – врата между двумя царствами: царством материи, которое дарует нам рождение, и царством духа, где мы рождаемся в смерти. Эрис упустил свои врата, навеки потерял дорогу к ним. И мне было дано ненадолго уступить ему свои. Но такой великой душе врата нужны просторные: так выбей мои створки, сломай мои стены, проложи широкий путь и беспрепятственно войди, я позволяю тебе. И прощай».
– Да, – прошептала Иста. – Да.
Он не оглянулся. Представляя, что он увидел, переступив порог, Иста совсем не удивилась.
«Все, окончено, сир. Надеюсь, вы сочтете, что я выполнила свое задание хорошо».
Она не слышала голоса, не видела светящегося силуэта. Но ей показалось, будто бы кто-то ласково коснулся ее лба там, где болело и ныло уже столько часов подряд, будто бы голову стягивал плотный железный обруч, – и боль ушла. Конец боли был словно утреннее пение птицы.
Это действительно утреннее птичье пение, смутно сообразила она, здесь, в милом сердцу царстве материи, из кустов у подножия замка доносилась веселая, беззаботная трель. Серые перья облаков на фоне меркнущих звезд только начали окрашиваться огненно-розовым цветом, разливающимся от востока к западу. Тонкая нить лимонно-желтого цвета очертила горизонт на востоке.
Иллвин застонал. Иста обернулась и увидела, что он сидит, опираясь на ди Кэйбона, и срывает пропитанные кровью повязки со своего нетронутого ранами тела. Его губы в смятении раскрылись, когда он увидел следы произошедшего, которые становились краснее по мере того, как краски дня возвращались в мир.
– Пятеро богов. – Он сглотнул поднимающийся ком. – В конце явно было плохо. Не так ли.
Это был не вопрос.
– Да, – ответила Иста. – Но теперь он ушел. Он вне опасности.
Внизу, в роще, охваченные ужасом джоконцы, она знала это каким-то непостижимым образом, разрубали тело Эриса на куски, разрывали его на части, боясь, что он еще может вновь собраться и напасть на них. Но нет необходимости сообщать сейчас об этом Иллвину.
Рядом, сжавшись в комочек, лежала Каттилара. Она тихо-тихо всхлипывала, едва дыша, и так крепко прижимала к себе губку, которой ей затыкали рану на животе, что между ее пальцев струилась кровь. Швея неуклюже и бесполезно гладила ее по плечу.
Мир вокруг Исты потемнел, как будто заря, испуганная представшей перед ней картиной, снова спряталась за линией горизонта. Проникший к ней в голову, словно обычный путник, Голос, уже такой знакомый, ироничный и безграничный, произнес:
– А
Иста не была уверена, что у нее остались на это эмоции. Ярости по крайней мере точно не осталось. Эта свободная тишина может быть как результатом покоя, так и следствием потрясения. Но Бастард – бог, к которому следует относиться с особой осторожностью.
– А почему ты не появишься передо мной?
В Голосе появились теплые, веселые нотки. Давление огромного живота будто обожгло ей спину, одновременно она почувствовала, как его бедра непристойно прижались к ее ягодицам и огромные руки опустились ей на плечи.
– У тебя отвратительное чувство юмора, – слабо сказала она.
Ее рот наполнился огнем.
– Зачем я здесь?
Голос исчез. Темнота превратилась в бледный свет полосатой зари. Она обнаружила, что стоит на коленях на смотровой площадки башни в объятиях обеспокоенного Иллвина.
– Иста? Иста! – говорил он ей в ухо. – Рейна, дорогая, не пугай, пожалуйста, несчастного голого рыцаря. Скажи что-нибудь, ладно?
Она моргнула затуманенными глазами. Он лишь частично голый рыцарь, разочарованно отметила она. Заляпанные кровью лохмотья, оставшиеся от льняных штанов, все еще прикрывали его бедра. И все же он являл собой потрясающее зрелище – темные склеивающиеся волосы спутанной массой спускались ему на лицо и плечи, потные, со следами копоти, вонючие, все в красных разводах. Но все шрамы на его теле были старыми, залеченными, бледными. Он облегченно выдохнул, когда увидел, что она смотрит на него, и наклонился, чтобы поцеловать. Она ладонью преградила дорогу его губам:
– Подожди, не сейчас.
–
– Ты что-нибудь слышал? Или видел?
– Нет, но готов поклясться, что ты и видела, и слышала.
– Но ты не станешь клясться и утверждать, что я безумна?
– Нет.
– Однако ты не видел божественного света, не слышал голосов. Так откуда ты знаешь?