Палач, сын палача

Спустя два года после отъезда Миллера из Оффенбурга, оттуда спешно выехал бывший верховный судья фон Канн. Не заладилось у него после позорной истории с исчезновением из-под следствия сразу же всех арестованных ведьм. Точнее, Гер фон Канн проявил весь свой организаторский гений, собирая отряды из стражи и сколачивая дружины из местных жителей, которые регулярно отправлялись на поиски в окрестные города и села, но пропавшие ведьмы точно в воду канули.

За допущенные упущения и попустительства Себастьян фон Канн чуть было не лишился места и сам не пошел под суд, но против него так и не набралось достаточно улик, а единственный свидетель похищения Баур делал вид, что ничего не знает.

Тем не менее через два года, как уже было сказано, Себастьян фон Канн был вынужден оставить должность и спешно выбираться из Оффенбурга, бросив часть своего честно нажитого имущества и спасая свою собственную жизнь.

Произошло же вот что – целых пятнадцать лет в доме фон Канна жила экономка Глэдис, которую в свое время еще молодой тогда судья фон Канн буквально вырвал из подвалов Оффенбургской тюрьмы.

Дело было так, двадцатипятилетний Себастьян фон Канн был приглашен в Оффенбург на должность верховного судьи, что было для него весьма почетно и необычно, так как Оффенбург прежде не знал верховного, находящегося в столь юных летах.

Приступив к службе, фон Канн первым делом обратил внимание на процесс над неведомой ему Глэдис Шварцберг, обвиненной в сожительстве с дьяволом. На первый взгляд в деле было все: свидетельские показания двух совершеннолетних свидетелей, объяснение самой Глэдис о том, как было дело, и собранные на месте преступления вещественные доказательства.

Тем не менее вот уже месяц, как Глэдис упрямо твердила, что овладевший ею дьявол не получил ее души, а только тело. Кроме того, сделал он это бесчестно, явившись девице в виде ее любовника плотника Михаэля.

Заинтересовавшись, Себастьян фон Канн начал читать дело и вскоре узнал обо всем в подробностях.

После смерти родителей девица Глэдис Шварцберг осталась на попечение тетки, которая, по всей видимости, не уделяла ей должного внимания, так что сиротка вскоре завела себе хахаля, с которым и встречалась почти что каждую ночь.

Однажды Михаэль явился в дом к Глэдис, едва только стемнело, и, не тратя времени на пустую болтовню, лег с ней в пастель. Какое-то время они занимались любовным делом, после чего любовник пожелал выйти во двор, а Глэдис осталась ждать его, нежась под одеялом.

Выходя, Михаэль не закрыл за собой дверь так что она осталась полуоткрытой. Вот в эту-то щель и проник неизвестный. Скорее всего, это был возвращавшийся из кабака прохожий, который заметил незапертую дверь и шмыгнул туда, рассчитывая чем-нибудь поживиться.

Войдя в дом, он почти сразу же наткнулся на лежащую на постели полуобнаженную девицу и лег с ней рядом. Решив, что это вернувшийся со двора Михаэль, Глэдис обняла его, позволив сделать все, что он хотел.

Едва закончив любовное дело, незнакомец заслышал шаги возвращавшегося Михаэля и поспешно вскочил с постели. В этот-то момент его увидел Михаэль и проснувшаяся от резкого толчка Глэдис. Поняв, что в доме посторонний, девушка заорала, зовя на помощь, так что разбуженная тетушка успела увидеть улепетывающего мимо нее черного человека.

«Черный человек» – вот что насторожило судей. Они потратили время на то, чтобы выудить какие-нибудь подробности внешности ночного посетителя Глэдис, и узнали только то, что тот был черен точно ночь.

Что на самом деле было делом немудреным уже потому, что на дворе была непроглядная ночь, а в комнате не горела свеча.

После осмотра спальни Глэдис судебные исполнители нашли там только куски земли, которая должно быть пристала к сапогам ночного визитера, и рассыпанную по полу золу, которая так же могла попасть туда из печки, когда перепуганный Михаэль отскочил, выпуская дьявола вон из дома.

Тем не менее за Глэдис взялись с утроенной силой, выколачивая из нее признания. Просмотрев сообщения о проведенных пытках, фон Канн пришел в ужас, понимая, каково же пришлось девушке.

Пытки начинались с рассвета и проходили в течение дня с редкими перерывами, так как палачи все-таки живые люди, которым время от времени требуется отдых и еда. Пытая Глэдис, они подменяли один другого, в результате чего на теле девицы буквально не осталось живого места. Все ее пальцы были раздроблены, и два уже пришлось отрезать из опасения, что начнется воспаление. Ее регулярно секли розгами и кнутом с привязанным к нему лезвием. Ее растягивали не на обычной дыбе, а на неструганной доске, оставляющей в спине девушки чудовищные занозы, в ее лоно засовывали железный цветок, который затем распахивал лепестки, доставляя мученице неимоверные страдания.