Хвостов. – У меня захватили все досье – целые тетрадки. Отчего эти тетрадки были у меня? – Я их имел для доклада, когда я ожидал, что после письма, мною написанного, я буду принят бывшим государем: я хотел эти листки отобрать и дать ему…
Председатель. – Вы это письмо нам доставите?
Хвостов. – Если оно цело.
Председатель. – А фотографию доставите?
Хвостов. – Если эта фотография цела, потому что при обыске все рвали…
Председатель. – Расскажите теперь несколько подробнее о «листках».
Хвостов. – Листки эти были психологически подобраны: я хотел императору показать все те листки, где его звали «папашкой…» Они у меня были не все вместе, но систематизация этих листков нужна была для того, чтобы вручить бывшему государю. Я на словах ему все сказал; но эти листки были систематизированы…
Председатель. – Раз у вас фотография письма сохранилась, может быть сохранились и копии этих листков?
Хвостов. – У меня не сохранилось ничего, – только письмо: это единственный документ, который сфотографирован.
Председатель. – Фотографии листков у вас нет, но может быть копии есть?
Хвостов. – Копий тоже нет.
Председатель. – Вы обещаете справиться?
Хвостов. – У меня было в двух экземплярах; но все это было вместе, там же: все это было уничтожено…
Председатель. – В двух экземплярах? Не затем же, чтобы их вместе держать?
Хвостов. – Ведь это было недели две или полторы до обыска: они все были приготовлены, чтобы получить недостающие и систематизировать…
Председатель. – Вы постараетесь их доставить?
Хвостов. – Я постараюсь…
Председатель. – Может быть вы назовете нескольких из тех лиц, которые явились авторами этих листков?
Хвостов. – Я думаю, что лучше всего вам об этом Комиссаров расскажет.
Председатель. – Комиссаров ведь вам не составлял эти листки?
Хвостов. – Он не составлял; он мне рассказывал…
Председатель. – Комиссаров вам сведения доставлял, а кто автор этих листков?
Хвостов. – Я не могу никого из них назвать: не потому, что я не хотел бы назвать, а потому что они были взяты из агентуры…
Председатель. – Вы из какой среды их брали? Из агентов охранного отделения или из какой-нибудь другой среды?
Хвостов. – Мне доставляли всякие листки… А сами-то они ведь, – с подложными паспортами…
Председатель. – Каким путем вы пришли к этим людям: кто вам их дал? – Ведь до того, как вы сделались министром внутренних дел, едва ли вы с ними видались?
Хвостов. – Мне дал их Комиссаров; но, таким образом, от Комиссарова же были и другие лица, которые мне доставляли сведения… Потом, я говорю о «листках»: а ведь это просто записочки…
Председатель. – Это так называемый «журнал агентов»?
Хвостов. – Нет, журнал у меня был другой – филерский, из охранного отделения… А эти лица часто записочки, выписки делали из этого журнала…
Председатель. – Эти люди, которые толкались около Распутина, – они с вами непосредственно говорили или у вас были лица, заведывающие ими?
Хвостов. – У меня были люди…
Председатель. – Сколько человек?
Хвостов. – Кажется, четыре было.
Председатель. – Может быть, вы старшего можете назвать?
Хвостов. – Это вы можете узнать у Комиссарова…
Председатель. – Но ведь вы и потихоньку от Комиссарова держали людей?
Хвостов. – Если Комиссаров назовет людей, то я их могу указать.
Председатель. – Комиссаров, как вы говорили, вас отчасти надувал, и вы имели самостоятельных агентов: может быть про ваших агентов Комиссаров и знал через своих контр-агентов, но мне бы хотелось узнать от вас?
Хвостов. – Фамилии их я не знаю, я найду может быть способ выяснить… А потом словесно многие мне рассказывали: просто из моих некоторых знакомых, которых я просил вникнуть, внедриться… По поводу кружков, например: Андроников, Бурдуков… Они мне рассказывали… Из всего этого составляли, правда, листки подробные, – они у меня были, и в делах охранного отделения должны были сохраниться…
Председатель. – Скажите, пожалуйста, вы не дознались, куда Мануйлов-Манасевич на этом быстроходном автомобиле периодически увозил от вас Распутина?
Хвостов. – Я совершенно понятия не имею! Я подозреваю самые худшие дела: какие-нибудь совещания, может быть по каким-нибудь своим аферным делам, которые должен был проводить Распутин, получая что-нибудь за проведение дела… Я говорил Поливанову, что этот автомобиль мне надоел, что он мне подозрителен…
Председатель. – Что же военный министр не мог ничего сделать? Не мог протестовать против предоставления Распутину этого военного автомобиля?
Хвостов. – Повидимому, он ничего не мог сделать, потому что этот автомобиль остался у Распутина…
