Падающие огни (СИ)

Себастьян не помнил день похорон дочери. В памяти вспыхивали только мазки и кадры. И Бенджамин, неизменно рядом. Кажется, тогда он поселился у них в доме, взял на себя все хлопоты и ничего не спрашивал. В своей резкой манере отшивал непрошенных гостей с цветами и пустыми соболезнованиями. Даже Эйш Альбу, изысканно холодную и в горе.

Себастьян подхватил управление «Гвоздикой и костями» после гибели отца, как падающую монетку, и закрутил снова. Бенджамин вопреки всей своей отстраненности от семейного дела честно разбирался с делами под руководством дяди, когда не стало Делии.

Именно Бен шепнул однажды, что Себастьян на грани того, чтобы потерять ещё и Мируну, ставшую такой призрачной и тонкой.

Он чинил их, как мог, приглядывал за ними. Дал столько времени, сколько требовалось Себастьяну, чтобы вынырнуть из чёрной дыры скорби и отчаяния.

А потом Бенджамин вытащил Себастьяна в бар — именно туда, из дома, дальше от назойливых и живых воспоминаний о Делии — и выставил несколько бутылок водки.

— Пей.

— Не хочу.

— Никто, кроме тебя, не сможет справиться с болью внутри. С ней не справляются в одиночестве. Но ты не один. Мируна тянется к тебе, а ты сам не замечаешь, как закрываешься и отталкиваешь её. Раздели с ней горе. Ты не один, Себастьян. Помни об этом.

На следующий день Себастьян, придя в себя, осторожно предложил Мируне прокатиться по городу. И понял, что за всё это время он ни разу не видел её слёз — или они были слишком тихими и незаметными.

Или он сам ослеп.

И Мируна согласилась.

Они мчали от одного парка к другому, вдоль ленты холодной реки и всех перекрестков и дорог. Тогда Себастьян с удивлением понял, что он злится. До зубовного скрежета и яростной пелены перед глазами. Прибавил скорость. Ещё и ещё.

Пока Мируна не закричала, что хватит. Слишком быстро даже для неё. Они остановились где-то за городом посреди трассы. Мируна, спотыкаясь и едва сдерживая рыдания, спрыгнула на землю. Металась вокруг него с криками до хрипоты. Слова не имели значения. Себастьян просто притянул её к себе и держал, не давая окончательно рассыпаться прямо там. Шептал, что не отпустит, что он рядом.

Мируна стихла в его объятиях. А потом попросила отвезти её домой.

В ту ночь они впервые снова спали вместе, а не врозь, как само собой сложилось за все длинные безмолвные дни.

Бенджамин съехал на следующий день, сославшись на их многочисленные пледы и тяжёлые занавески, от которых у него разыгралась чёртова аллергия на пыль.

И теперь Себастьян ощущал что-то такое под кожей. Как отдаленный гул барабанов в крови — с братом беда.

Как тревожный перестук костей.

Глупости какие-то. Пусть отец и увлекался мистикой и историей семьи, но Себастьян в такое не верил никогда. Даже порой подшучивал над Мируной, в очередной раз занятой каким-нибудь ритуалом по очищению дома или изгнанию злых духов. Она лишь говорила, на всякий случай. Так спокойнее.

А потом приходила в запахе тлевших на угольках трав и благовониях в ночи, полные долгого дождя. Забиралась к нему и просила ласки и медленных поцелуев под шорох капель по окну. Водила кончиками тонких пальцев по его груди, рёбрам. Шептала с каким-то остервенением:

— Мы затеряны в дорогах осени. И однажды станем их призраками. Люби меня, Себастьян. Не дай мне стать призраком.

Мируна сейчас сидела за ним, а вот Бена не было. Себастьян сам не знал, откуда у них такие ощущения друг друга. Дядя как-то обмолвился, что семья Альбу хранит много секретов, они в их крови. Но каждый должен разгадать их сам.

А пока он искал Бенджамина.

Себастьян за рёвом мотора, конечно, не услышал звонок телефона, но как раз остановился на набережной, чтобы немного подумать и посмотреть, нет ли оповещений от кого-то из знакомых Бена.

Высветился незнакомый номер, и тут же сбросили. Мелкими затяжками Себастьян впускал в себя дым и надежду, что брат наконец найден. Мируна в слегка великоватой ей кожаной куртке и ярко-жёлтом свитере смотрела в тёмные осенние воды на отражения огней.

Некстати вспомнилось, что бабушка Анка любила рассказывать про огни, что порой уводят в другой мир.

На другом конце ответили не сразу, но пробурчали, что да, парень с татуировкой на шее в виде птичьего черепа только что вышел из клуба. Потушив сигарету носком ботинка, Себастьян окликнул Мируну. На мгновение ему почудилось, что она вот-вот упадёт в воду, а её фигурка окутана мерцанием.

Наверное, всё дурная аура мыслей ещё с кладбища.

Но вот она уже рядом, несколько прядей выбились из тугого хвоста, перетянутого резинкой с осенним янтарным листиком, за спиной рюкзак с самым необходимым. Точнее, ворохом кусочков тканей и эскизником. Мируна легко вскочила за спину Себастьяна и на короткое мгновение вся прижалась к нему.

— Поехали.

Здесь было темно и пахло сыростью. Или просто затхлым воздухом из канализации. Вывеска полутёмного бара неровно мерцала, одна буква вовсе погасла, оставив название исковерканным и более тусклым.