П. А. Столыпин

Как только мы вошли в кабинет, П. А. Столыпин обратился ко мне со словами: «Вот, Д<митрий> Н<иколаевич>, роспуск Думы состоялся; как теперь относитесь вы к этому факту?» Я отвечал, что П<етру> А<ркадьеви>чу известно мое отношение к этому факту, и я остаюсь при своем убеждении. Такое начало не могло не отразиться неблагоприятно на настроении вопрошавшего и на предстоявших переговорах. После моей реплики П. А. Столыпин сказал: «Я обращаюсь к вам обоим с просьбой войти в состав образуемого мною кабинета и оказать ваше содействие осуществлению конституционных начал, возвещенных Манифестом 17 октября». Мы говорили, что прежде чем дать наш ответ, нам необходимо ознакомиться с политической программой председателя Совета министров. П<етр> А<ркадьевич> заявил, что теперь не время для слов и для программ; сейчас нужны дело и работа. Мы указывали на необходимость решительной перемены правительственной политики и скорейшего созыва новой Государственной думы. П<етр> А<ркадьевич> говорил, что прежде всего для успокоения всех классов населения нужно в ближайшем же времени дать каждой крупной общественной группе удовлетворение их насущных потребностей и тем привлечь их на сторону правительства. Делу поверят скорее и больше, чем словам. Иллюстрируя свою мысль, П<етр> А<ркадьевич> говорил, между прочим, что нужно будет привлечь и влиятельных евреев, выяснив с ними, что́ необходимо и возможно предоставить теперь же еврейству, в целях успокоения революционного в его среде настроения. Мы горячо возражали против такой политики и указывали, что во всяком случае никакие мероприятия, нуждающиеся в законодательной санкции, не могут быть осуществляемы помимо законодательных учреждений, и недоумевали, как правительство может предрешать после 17 октября 1905 г. помимо народного представительства, какие именно реформы должны быть проведены в жизнь. П. А. Столыпин заявил, что ему совершенно ясно, какие мероприятия являются неотложными и требуют скорейшего осуществления. Он критически относился к законодательной способности Гос<ударственной> думы, особенно на первое время, и еще раз подтвердил свою уверенность, что правительство сумеет предоставить безотлагательно всем классам населения то, что им действительно нужно. Мы обращали его внимание, что раз высочайшей властью населению предоставлено право самоопределения в государственной жизни, осуществляемое посредством избираемых им представителей, то как правительство его величества может нарушить это право? Если даже допустить всегда возможные ошибки законодательных учреждений, то пусть население будет знать, что эти ошибки – ошибки его избранников, и будет иметь это в виду при следующих выборах; ошибки же правительства будут только питать еще более odium[27] к нему населения. Я сказал П. А. Столыпину: «Какая же будет разница между характером вашей политики и политикой ваших предшественников; разве граф Толстой, Сипягин, Плеве не желали блага России, как они его понимали; разве граф Витте не говорил, что он знает, что нужно для счастья России? Если их политика была, однако, пагубна для страны, то они по крайней мере имели оправдание в том, что действовали при старом строе; но как можно идти теми же путями после акта 17 октября? Я не сомневаюсь, что такая политика приведет правительство на путь реакции и не только не внесет в страну успокоение, но заставит вас прибегнуть через два-три месяца к самым крутым мерам и репрессиям». П. А. Столыпин был этими словами крайне возбужден и воскликнул: «Какое право имеете вы это говорить?!» – «Вы приглашаете меня вступить в ваш кабинет, – отвечал я, – и я считаю себя обязанным откровенно высказать вам мое убеждение». В дальнейшем князь Львов и я пытались выяснить те условия, при которых мы сочли бы возможным принять приглашение П. А. Столыпина, а именно: привлечение общественных деятелей в кабинет должно быть высочайшим актом объяснено целью создания необходимого взаимодействия правительства и общества; общественным деятелям, объединившимся между собой на одной политической программе, должна быть предоставлена половина мест в кабинете, и в том числе портфель министра внутренних дел; новым кабинетом должно быть опубликовано правительственное сообщение, определяющее задачи, которые ставит себе кабинет; должны быть подготовлены к внесению в Гос<ударственную> думу законопроекты по важнейшим вопросам государственной жизни и регулирующие пользование свободами, дарованными Манифестом 17 октября; применение смертной казни должно быть немедленно приостановлено впредь до разрешения вопроса законодательным порядком. П. А. Столыпин выслушивал наши заявления невнимательно, иногда возражал или отзывался очень неопределенно и в заключение сказал, что теперь не время разговаривать о программах, а нужно общественным деятелям верить царю и его правительству и самоотверженно отнестись к призыву правительства при тяжелых обстоятельствах, в которых находится страна. Видя, что мы не находим общего языка с П. А. Столыпиным и совершенно различно оцениваем значение переживаемого времени, князь Г. Е. Львов и я сочли дальнейший обмен мнений с председателем Совета министров бесполезным и, простившись с ним, удалились.