Ovum

Высокая приближается вплотную, как будто прорастает сквозь пространство, протягивает руку к его голове. Дотрагивается – и в следующую секунду перспектива смещается, в нос Славику бьёт запах пота, запах сгоревшего пороха, оружейной смазки, секса, горячего апельсинового сока.

На улице по ту сторону пыльных жалюзи кричат дети, дребезжит об асфальт пустая жестянка, вдалеке гудят вразнобой автомобили и трещат моторы тук-туков.

Он резервист, бывший полицейский из Момбасы, неделю назад, как только началась заварушка в столице, его вызвали в участок, выдали автомат и форму, отправили патрулировать квартал в окрестностях рынка. Дом этот был на примете давно, и белого, что там жил, они с парнями тоже пасли, три дня уже следили. Утром пришла, наконец, наводка: иди, местный фиксер, сделал доставку. Собрались, поехали. Немного опоздали: нашли только три тела и две камеры, но всегда можно немного повеселиться, он вообще ничего особенно от этой работы не ждал, только немного повеселиться.

Теперь он стоит возле кровати, застеленной серой простынёй. На кровати лежит девушка, у неё длинная шея и резкие скулы, как у масаев, она смотрит на него в упор, серьёзно и цепко. На еду так смотрят. Вокруг неё на простыне пятна крови, сгустки крови, в одном из сгустков белеет отколотая половина зуба. В углу у него за спиной стонет тело.

– Ты, заткнись, – кричит он телу, оборачиваясь вполголовы.

Снизу слышны голоса парней, кричит тощая сомалийка.

Он откидывает АК за спину, расстёгивает нейлоновый ремень, выковыривает из застёжки на камуфляжных штанах пластиковую пуговицу.

Вспышка.

В комнате снова только Славик и высокая. Ни автомата, ни вонючего х/б. Вообще как будто не было ничего.

– Или здесь? – спрашивает высокая. – Ты же хотел, я видела.

Снова дотрагивается до его головы.

Временной сдвиг, перспектива смещается.

Теперь он хастлер, тело, нигерийский нелегал. Фиксер Иди утром выхватил его возле Chez Dada: есть работка, приедешь в один дом, там всё как обычно, потом получишь деньги – и показал пачку шиллингов. Кивнул в сторону минивэна: вот с ними. В вэне сидели две: бритая наголо масаи и худая сомалийка с маленькой головой.

Он лежит на серой простыне, на кровати king-size. Масаи сжимает бёдрами его щёки и челюсти, у него во рту вкус её тела, её крови. Он задыхается, тонет, его затягивает в неё, он захлёбывается в её вагине. Лёгкие схлопываются, он выныривает, всасывает глоток воздуха, масаи берёт его за волосы, снова стискивает бёдрами щёки и челюсти, зажимает уши, перекрывает дыхание.

В его анус входит страпон, и приближающийся оргазм прорастает сквозь него, как нити грибницы, как корни мангровых лесов. Когда на пол летит выбитая армейским ботинком дверь, он не слышит грохота. Снова выныривает, кончает на вдохе, и тут же в голове у него взрывается ослепительный белый шар – мужчина в камуфляже без знаков отличия бьёт ему прикладом АК в лицо. В первые секунды он не чувствует боли, онемевший от адреналина и амфетамина, потом его отпускает и он кричит, потому что с лицом и головой у него что-то не так, и, скорее всего, так, как было, уже не будет никогда.

Зубы он выплёвывает в ладонь.

Вспышка.

Комната, медленно вращающийся вентилятор. Славик смотрит на свои руки, только что они были в крови, но сейчас крови нет, и лицо не раскалывается от боли.

– А может быть, здесь? – снова спрашивает высокая. – Ты можешь быть и здесь, если хочешь. Я покажу.

Она протягивает руку к его голове. Временной сдвиг. Пространство складывается листом бумаги.

Лестница на второй этаж, впереди поднимаются двое: худая девушка, похожая на сомалийку, с тёмно-оливковой кожей и маленькой головой, и парень, скорее всего нигериец, высокий, накачанный, с лошадиной улыбкой. Они открывают дверь, заходят в комнату. Под потолком медленно вращается вентилятор с треснутыми фанерными лопастями. Мебели внутри нет, только большая кровать с кованой спинкой и драная москитная сетка по углам. На полу возле камеры на штативе сидит на корточках белый, с обгоревшим лицом и светлыми прямыми волосами. Белый смотрит на неё, потом поднимается, подходит. Оглядывает снизу вверх, как будто трогает взглядом. У белого тонкая шея, взять её двумя руками, сжать – и ему конец, останется здесь, станет пылью на обочине, никто его не вспомнит, никто не найдёт.

Белый протягивает ей стакан, говорит: пей.

Горячий апельсиновый сок горчит на губах, между зубами хрустят нерастворившиеся кристаллики амфетамина.

Вспышка.

Комната.

Высокая смотрит на Славика и улыбается, теперь улыбается.

Славик стаскивает шлем с головы: свитер и чёрная сидят на диване, а он почему-то на полу, во рту у него вкус чужой крови, ноги горят, будто он весь день ходил по кенийской пыли в чёрных армейских ботинках.

– Сука, – говорит Славик. – Мощная штука. Я в деле.

33. Базовый. Кукла

Разбудили заводским гудком.

В столовой сидели умытые базовые, с аккуратными бородами, в синих спортивных штанах. Все одного роста, одной комплекции, похожие друг на друга, как грибы. Молча ели протеиновую кашу.