Ovum

Ты прекращал рисовать, смотрел на рисунок, на меня и отвечал, да, похоже, драка. Ты сам не знал, что рисуешь. Не говорил себе, нарисую-ка я драку. Просто каждый раз оказывался в другом месте и тащил оттуда, что мог унести. Я так говорю, как будто это в самом деле было просто. Может быть, так оно и было, но получалось только у тебя, только ты мог оказаться в другом месте. Драка на рисунке выглядела как настоящая, даже лучше.

Потом ты начал рисовать Ингу из девятого А. Почему у всех красивых девочек из старших классов такие имена? Инга, в крайнем случае Марина?

Её я тоже сразу узнала, а как можно было не узнать? Она ходила в юбке на размер меньше, и блузка под синим жакетом у неё всегда была расстёгнута на две пуговицы. Можно было только на одну, и директриса ненавидела Ингу за эту вторую пуговицу. Встречала внизу, говорила, застегнись, а она улыбалась, отвечала, там на одной ниточке болтается, оторвётся. Директриса отправляла пришивать в кабинет домоводства, Инга выходила вообще без пуговицы, говорила, потеряла. Совесть ты потеряла, орала директриса. Помнишь? Я тебя спрашивала, нравится она тебе? Ты краснел и рисовал, как она идёт по коридору, а за ней парни из десятого, как она курит с ними за углом, как их ловит трудовик. У трудовика папиллома росла на веке, будто кожа расплавилась, потекла и застыла в форме капли, ты каплю тоже рисовал.

Потом она пропала, эта Инга. Её искали и не могли найти, нигде. Я думала, ты расстроишься, а ты как будто не заметил, продолжал рисовать школьный двор, мусорные баки под жестяным навесом, темноту за баками, угол школьного сарая, по нему можно было ударить палкой, и он гудел, а палка отскакивала и вырывалась из руки, и потом болело запястье.

Математичка увидела твой рисунок на уроке, перед большой переменой, и хотела заорать, я слышала, как она уже вдохнула, набрала воздуха, но не заорала. Она попросила у тебя блокнот, это было так неожиданно, вежливо попросила. Спросила, что это, Лёша? Наш двор? Возле школы? Можно, я возьму? Хочу показать одному знакомому. Так и сказала, одному знакомому. Ты ответил, берите, можно, взял линейку и по линейке оторвал лист, сказал, тебе не жалко, ещё есть. Математичка взяла рисунок и ушла, и мы сидели десять минут до звонка, одни, а на следующий день на школьный двор приехала полицейская машина, а за ней ещё одна, с мигалками и без звука, синие и красные пятна бегали по стенам и потолкам кабинетов на первом этаже. Ученики и преподаватели встали со своих мест и побежали к окнам, а там трое в чёрной форме и в чёрных масках выводили трудовика, под локти, руками назад. На нём был его синий халат, простроченный по швам и карманам белой ниткой, и коричневый берет. Его посадили на заднее сиденье одного из автомобилей и увезли.

Мы не знали слова папиллома и называли её просто капля, как будто кожа на веке у него расплавилась, потекла и застыла на ресницах.

Говорили потом, он спрятал её тело в мусорном баке, возле ворот, и собирался вывезти на полигон, где сжигают мусор. Ещё говорили, её нашли по фотографии, кто-то сделал случайно, проходя мимо. Странно, да? Кто стал бы фотографировать мусорные баки?

Вскоре после этого случая тебя от нас забрали, и мы больше не виделись. Возможно, тебя как раз сюда и перевели, в тридцатку, и ты здесь жил и спал в одной из общих палат на втором этаже. За партой в последнем ряду у окна я теперь сидела одна, до конца учебного года, толстая, чучмечка. Больше ничего про тебя не знаю.

Смотрю на него.

Ну и как, спрашиваю, помогло тебе? Понял, почему ты здесь?

Он говорит, может, потому, что я, как и ты, только тем и занимаюсь, что показываю картинки? И от этих картинок зависит жизнь чужих незнакомых людей? Ну или если не жизнь, то хотя бы эрекция? А в нашей с тобой жизни при этом не меняется ничего, а если меняется, то к худшему? Меня, говорит, отправили в лесную школу, а тебя куда?

Лучше, говорю, не спрашивай, куда меня. И откуда ты это слово узнал, эрекция? Ты вообще понимаешь, что оно значит?

Он говорит, нет, не понимаю, оно у тебя в голове, я его там нашёл.

У него почти белые волосы, он щурится на свет, на нём шорты для купания, на щиколотке полоска песка, на большом пальце засохшая водоросль. Он смотрит на меня и как будто сквозь меня.

Говорит, приходи ко мне снова.

Спрашиваю, что, расскажешь мне необычную историю?

Он смеётся, да, расскажу. А потом отведу тебя в одно место, ты никогда там не была.

Что за место?

Говорит, я пока не знаю точно. Но там хорошо.

Когда я сняла шлем, Славик всё ещё сидел на полу и ревел. Я потянулась к шлейфу, сама не знаю почему. Помочь хотела. Но дружок сказал, нет, не надо, пусть досмотрит.

Спросил меня, ну как, понравилось?

Не знала, что ему ответить.

Он сказал, все треки идут через нейронку. Сказал, он купил нормальную, дорогую, хотя хватило бы обычной китайской, как для убера. Он говорил как будто с кем-то другим или как в другой комнате.

Я кивала. Да, нейронка, конечно. Для убера, отлично.

Спросила, он себе мозг не сожжёт?

Кто, Славик? Не должен.