Ответный удар (Послешок)(Повторные толчки)

Он задавался вопросом, будет ли Карен Калпеппер все еще его девушкой, когда он вернется домой. Они встречались со средней школы. Когда он поднялся на звездолет, он не ожидал, что останется, и он не думал, что ему придется так много объяснять, когда он вернется. Он действительно не верил, что нацисты будут настолько сумасшедшими, чтобы напасть на Ящеров над Польшей. Но они это сделали, и он был здесь уже несколько недель — и он тоже пару раз чуть не умер. У Карен было бы отличное представление о том, где он был и зачем пришел сюда. Он не думал, что она будет очень рада этому.

“Ты вернешься к ней. Ты будешь спариваться с ней. Ты забудешь обо мне", — сказал Кассквит.

Она этого не знала, но она заново изобретала реплики, которые использовали все, кто когда-либо терял возлюбленного. “Я никогда тебя не забуду”, - сказал Джонатан, и это было правдой. Но даже если бы это было так, он сомневался, что это сильно ее утешило. Если бы кто-нибудь сказал ему то же самое, это бы его тоже не утешило.

“Неужели это действительно так?” — спросила она. “Вы знаете многих других тосевитов. Для тебя я всего лишь один из многих. Для меня ты самый важный тосевит, которого я когда-либо знал". Она открыла рот, подражая смеху Ящериц. “Я признаю, что размер выборки невелик, но вряд ли он в ближайшее время значительно увеличится. Почему, если я встречусь с немецким мужчиной до того, как он покинет корабль, это увеличится с двух до трех”.

Она не пыталась заставить его пожалеть ее. Он был уверен в этом. У нее не хватило бы хитрости сделать что-либо подобное. Без сомнения, из-за того, как ее воспитали, она была потрясающе откровенна. Он сказал: “Вы могли бы сделать его больше, если бы приехали с визитом в Соединенные Штаты. Вы были бы очень желанны в моем… город.”

Он начал говорить в моем доме. Но Кассквиту не будут рады в его доме. Его отец и мать — и он тоже, когда был там, — воспитывали пару детенышей ящериц, которые были точными противоположностями Кассквита: Микки и Дональда воспитывали как можно больше как людей. Раса не была бы в восторге, узнав об этом, и первая лояльность Кассквита неизбежно была связана с Ящерами.

“Я могу это сделать”, - сказала она. “С другой стороны, я тоже могу этого не делать. Разве это не правда, что существуют тосевитские болезни, против которых ваши врачи еще не разработали вакцин?”

“Да, это правда”, - признал Джонатан.

Кассквит продолжил: “Из исследований Расы следует, что некоторые из этих заболеваний более серьезны для взрослого человека, чем для детеныша. Я не хочу рисковать своим здоровьем — своей жизнью — ради посещения Тосев-3, каким бы интересным оно ни было в противном случае”.

“Хорошо, я понимаю это.” Джонатан сделал утвердительный жест. “Но, несомненно, другие тосевиты прибудут сюда, на звездолет”. Уйти от личного, уйти от чувства вины, которое он не мог не испытывать, покидая кого-то, с кем он занимался любовью так часто, как только мог, было чем-то вроде облегчения.

“Я полагаю, что да”, - ответил Кассквит. “Но все же, вы должны понимать, что вы будете эталоном сравнения. Я буду судить о каждом другом тосевите, которого я встречу, о каждом другом мужчине, с которым я спариваюсь, по тому, что я узнал от вас и о вас”.

Так что он все-таки не мог уйти от личного. Слегка заикаясь, он сказал: “Это большая ответственность для меня”.

“Я думаю, что вы устанавливаете высокие стандарты”, - сказал ему Кассквит. “Если бы я думал иначе, я бы не хотел делить с тобой это купе, и я бы не хотел продолжать спариваться с тобой, не так ли? И я это делаю.”

Она обняла его. Она была так же откровенна в том, что ей нравилось, как и в том, что ей не нравилось. Он поцеловал ее в макушку. Американская девушка подняла бы лицо для поцелуя. Кассквит этого не сделал. Поцелуи в губы, и особенно французские поцелуи, скорее встревожили ее, чем возбудили.

Они занимались любовью на спальном коврике. Это было тверже, чем кровать, но гораздо мягче, чем металлический пол. После этого Джонатан снял резинку, которую носил, и выбросил ее в мусорное ведро. Он не смывал такие вещи; он понятия не имел, что латекс сделает с водопроводом Ящериц, и не хотел выяснять это на собственном горьком опыте.

Кассквит сказал: “Я думаю, что начинаю кое-что понимать в сексуальной ревности тосевитов. Должно быть, это близко к тому, что я почувствовал, когда после прибытия колонизационного флота Томалсс начал уделять мне гораздо меньше внимания, потому что он уделял гораздо больше внимания Феллессу, исследователю, недавно пробудившемуся от холодного сна”.

”Может быть", — сказал Джонатан. Он не знал, что тогда чувствовал Кассквит. Однако он предположил, что это было что-то сильное, потому что Томалсс был — все еще был — так же близок к матери и отцу, как и Кассквит.

“Я думаю, что так и должно быть, — серьезно сказал Кассквит, — потому что мне знакомо то же самое чувство, когда я думаю о том, как ты спариваешься с той другой женщиной на поверхности Тосева 3. Я понимаю, что это нерационально, но, похоже, я тоже ничем не могу помочь.”