Рядом с койкой, согнув спину, чуть не упираясь подбородком в острые колени, сидел Клаус Зибель. Взгляд Коркорана скользнул мимо него к хронометру. Четыре двадцать, вахта Оки Ямагуто, второго навигатора… На фрегате все спокойно… Сны, над которыми у Коркорана не было власти, переносили его на Землю или в иные места и времена, делали отцом и мужем, зрителем или участником событий, странных и давно минувших, но, открывая глаза, он ощущал себя капитаном. Лицом, ответственным за экипаж и свой корабль, за жизни пятнадцати человек. Это было главным — по крайней мере тогда, когда он находился в космосе.
Он сел, спустив ноги с койки, откашлялся и произнес:
— Ямагуто, доклад. — Голос его был ровным.
— Ничего нового, капитан, — донеслось из вокодера. — В три сорок семь получено подтверждение от флагмана идти прежним курсом. Мы продолжаем удаляться от границ системы.
Коркоран кивнул. До следующего прыжка, который перенесет их к Гондване, оставалось чуть меньше суток. Он потер ладонями виски, зевнул и уставился на стену. Там, над дублирующим пультом и бюро с кристаллами записей и всякими мелочами, висели портрет и две большие фотографии. На одном голографическом снимке — мама и тетушка Йо, на другом — Вера с дочками, и между этими изображениями — вся жизнь, лет, должно быть, тридцать пять. Что до портрета, то он был писан красками, и с него на Коркорана глядел дядя Павел — такой, каким он помнился года за два до смерти. В кают-компании фрегата был еще один его портрет, официальный, в мундире со всеми наградами, но Коркорану он не очень нравился. Дядя Павел был гораздо ближе, чем коммодор Литвин, астронавт, десантник и герой.
Зибель пошевелился на узком сидении, поднял голову, спросил:
— Тяжко, Пол?
— Тяжко, — признался Коркоран.
— Что-то из
— Да. Кажется, я попал в Затмение.
— Первое или Второе?
Коркоран пожал плечами:
— Откуда мне знать, Клаус! Был город с очень высокими домами, которые падали и разлетались фонтаном осколков. Люди искали спасения на площади, в открытом пространстве, но безуспешно — здания давили их, а эти осколки… Залп из свомов видел когда-нибудь? Очень похоже, только масштабы посолидней.
— Много было людей?
Прикинув размеры площади и высоту торчавших на горизонте зданий, Коркоран мрачно нахмурился.
— Миллионы! Примерно от пяти до десяти.
— Значит, это Первое Затмение, — с уверенным видом произнес Зибель. — В последующей за ним фазе начался демографический спад. Города с миллионным населением уже не существовали.
История расы фаата была известна по сведениям, полученным Литвиным во время пленения на корабле пришельцев. Очень фрагментарные данные и пришедшие к тому же не от живых существ, не от Йо, почти незнакомой с понятием истории, а от квазиразумного биокомпьютера, который управлял огромным звездолетом. Но общее представление у экспертов ОКС все же имелось. Было известно, что прогресс цивилизации на материнской планете фаата дважды прерывался глобальными катаклизмами, Затмениями в их терминологии, которые разделял промежуток от пяти до восьми веков. Последняя катастрофа, Второе Затмение, случилась два тысячелетия назад, и среди долгожителей-фаата, возможно, были еще очевидцы той планетарной трагедии.
Зибель пожевал сухими бескровными губами.
— Первое Затмение… две с половиной или три тысячи лет… Любопытно! Ты полагал, что воспоминания гаснут, а тут сохранилась информация от очень далекого предка.
— Необязательно, — возразил Коркоран, щелкая застежками комбинезона. — Может, предок не далекий, а долгоживущий. Йо, к примеру, говорила, что Посреднику Айве около двух тысяч лет.
Промолвив это, он поморщился — меньше всего ему хотелось числить Айве среди своих предков. Зибель, как обычно, понял его без слов и скривил в улыбке тонкие губы.
— В период между Затмениями долгожителей не было, и за пять-восемь веков сменилось как минимум пятнадцать поколений. Нет, Пол, это давние воспоминания, очень давние. Твой мозг…
Коркоран поднялся, задвинул койку и с досадой махнул рукой:
— Черт с ним, с мозгом! А вот скажи, почему они сгрудились на той проклятой площади? Я понимаю, хотели держаться подальше от зданий, но можно было ведь удрать в поля, в луга, леса — словом, в сельскую местность. Что их на площадь понесло?
Зибель, регистратор и штатный толкователь его Снов, покачал головой:
— Леса, луга, поля… Перед Затмением не осталось таких деталей пейзажа! Город был, город на двух континентах в умеренной зоне, а экваториальный материк засадили травой, чтобы не сдохнуть с голода. Высокая такая трава, с большим содержанием протеинов, сырье для искусственной пищи.
— Откуда ты это знаешь, Клаус? — спросил Коркоран, потом махнул рукой и стал надевать башмаки. — Ну, тебе виднее…