Ответ перед высшим судом

Сан Саныча брат раздражал. Он превратился в такого пижона, на которых он всегда смотрел с недоумением. Когда хипстерами становятся золотые мальчики, сынки богатых родителей или выпускники престижных вузов, — это одно, а когда плохо образованные детки пьяниц, что донашивали одежду за старшими братьями, — другое. Сан Саныч таких насквозь видел и едва сдерживался, чтобы, сложив ладошки рупором, не крикнуть им вслед: «Не верю!» Они не были убедительными. Не органично вписывались в тренд. А старший Карпов терпеть не мог фальшь.

Тем временем братья достигли единственной закрытой двери. Остальные либо отсутствовали, либо держались на одной петле.

— Слушай, а тут ведь жить еще и небезопасно, — перестав причитать, заметил Мишка. — Любой может зайти и прикончить.

— Прикончить могут где угодно.

— Это понятно. Но заброшенные дома — прибежища наркоманов, бомжей и прочего сброда. А у старика явно есть то, чем можно поживиться. Генератор тот же.

Сан Саныч пожал плечами. Откуда он мог знать, что движет дядей Абрамом? Можно было все поступки объяснить старческим слабоумием. Но ему почему-то казалось, что у Лившица есть какая-то цель. Да, он был чудным дедом, который вечно говорил что-то невпопад и многое забывал, но в его потускневших от времени глазах не было пустоты. Дядя Абрам сохранял здравый рассудок, и что было у него на уме, поди знай…

— Старик еще и не запирается, — воскликнул Мишка, взявшись за ручку и легко ее повернув. — Не считает нужным или забывает?

— Всегда запирался, — ответил Саныч, переступив порог.

Комната была большой. Когда-то здесь обитали человек двадцать рабочих, потом семья Лившицев в полном составе. От нее никого не осталось, кроме дяди Абрама. Родители скончались очень давно: отец был репрессирован, подорвал здоровье в лагерях и хоть и вернулся оттуда, но инвалидом, был не жилец, пока он сидел, мать от горя умерла. Старший брат погиб в войну, причем чуть ли не в последний ее день, уже в Берлине, младшая сестра эмигрировала в Израиль еще при СССР, но попала под обстрел и скончалась на месте. Род Лившицев никто не продолжил. Брата забрали в солдаты в восемнадцать, сестра детей иметь не могла, а дядя Абрам не хотел.

— Тут всегда такой бардак? — обратился к брату Мишка.

Сан Саныч обвел взглядом комнату, в которой царил настоящий хаос, и покачал головой. Дядя Абрам был аккуратистом. С возрастом его глаза утратили зоркость, старик мог пропустить пыль или паутину, но вещи расставлял и раскладывал строго по местам.

— Ты не предупредил, что приедешь? — спросил Мишка.

— Звонил, но абонент был недоступен. — Саныч нашел взглядом сотовый. Он лежал на полу. На полу, а не на тумбочке, где было его место.

Мишка тоже увидел телефон, подошел, поднял.

— Не разбит, просто выключен, — констатировал он. — А старика нет нигде. Я было подумал, что с ним приступ случился, он пока падал на пол, за мебель хватался…

— Нет, тут побывал кто-то чужой.

— Бомжи ворвались-таки? — Мишка резко замолчал.

— Что такое?

— Я его вижу. — И указал на окно, возле которого стоял.

Сан Саныч подбежал и выглянул на улицу. Он знал о привычке старика сидеть во дворе на складном стульчике и любоваться Волгой. Рванув рассохшуюся раму, Саныч распахнул окно. Оно находилось низко, и через него легко было попасть на улицу. Спрыгнув на молодую травку, Александр окликнул старика:

— Дядя Абрам, вы спите?

Лившиц сидел на стульчике, свесив голову вниз. На ней вязаная шапочка с надписью «Олимпиада-80». Саныч хорошо помнил эту шапочку. Когда он был маленьким, дядя Абрам носил ее. Надевал, выходя на прогулки. В остальное же время носил шляпы. И только в лютые морозы армейскую ушанку.

Сан Саныч подошел к старику и положил ему руку на плечо. Дядя Абрам не пошевелился.

— Он мертв? — спросил Мишка, выглядывая в окно.

— Да, — ответил Александр, заглянув в лицо старика. Глаза были закрыты, как будто тот спит, но было ясно, что человек покинул мир живых.

— Проверь пульс. Может быть, просто без сознания.

Сан Саныч, хоть и был убежден в том, что дядя Абрам скончался, последовал совету брата. Отодвинув шарф, намотанный на шею — тот самый, в который старик кутался, находясь в своей мастерской, — чтобы пощупать пульс, увидел на шее багровые синяки.

— Ну что там? — нетерпеливо выкрикнул Мишка. — Живой, нет?

— Нет.

— Инсульт, наверное.

— Это вряд ли… — Саныч развернулся к брату и сказал: — Вызывай полицию. Дядю Абрама убили.

* * *

Ели молча. Мишка пельмени со щукой и весенний салат с редисом, салат он взял, чтобы закусить водку, а Сан Саныч «Сибирские» с бульоном и гору пирожков с разными начинками. Еда оказалась вкусной, похожей на домашнюю. Конечно, с той, что готовили деревенские бабенки в печи, не сравнить, но у самого Саныча получалось хуже. Он то забывал в суп картошку положить, то рыбу пережаривал. В экспедициях и не такое съедалось, но дома хотелось питаться повкуснее. И Саныч теперь знал, куда будет ходить, когда пожелает себя побаловать.

— Когда я ем, то глух и нем? — обратился к нему Мишка. Брат выпил три стопки, две — одну за одной, последнюю уже под горячее, и выглядел немного расслабленным.