Отверженный III: Вызов

— Невероятно, но да. Его ещё на пути в Москву остановили, как он думал, дорожные полицейские. Но это оказались одарённые участники похищения. Они обездвижили водителя и выбросили в овраг. Возможно, и не собирались ему жизнь оставлять — просто живучий оказался. Пролежал почти сутки и пришёл в себя.

— А что камеры в Московской области показывают? — спросил кесарь. — Вам орки предоставили доступ к записям?

— Да, сразу же, — ответил Валуев. — Наши специалисты все записи отсмотрели. Камеры по трассе стоят через каждые пять километров. В какой-то момент автобус исчез: под одной камерой проехал, а под следующей уже нет. Но это выяснили уже слишком поздно, лишь когда просматривали записи. Сейчас тот район прочёсывают. Но, вообще, моё мнение — систему надо менять и детей перевозить с охраной, чтобы ничего подобного больше не случилось.

— Чтобы ничего подобного больше не случилось, систему надо менять радикально, — произнёс Романов. — Сразу же после выборов займёмся этим. Хватит уже сдавать детей в реабилитационные центры будто какой-то неликвид. Когда я стану императором, одним из первых указов запрещу выбраковку и дискриминацию детей по цвету ауры.

— Это было бы замечательно, Александр Петрович, — сказал Милютин. — Но боюсь, этот указ будут игнорировать в Петербурге.

— Император на то и император, чтобы держать в руках серьёзные рычаги влияния, и в отличие от кесаря или президента, он имеет законное право лишать титула. И мы будем лишать всех, кто откажется от своих детей из-за другого цвета ауры. Лишать весь род по восходящей линии. Или мы уничтожим эти предрассудки, или Россия развалится на части. А глядя на то, что сейчас происходит в Петербурге, я понимаю, что разваливаться она начнёт совсем скоро, если мы не будем ничего делать, чтобы предотвратить этот процесс.

— Да, в Петербурге сейчас сложная ситуация, — согласился Валуев. — Она накалена просто до предела.

— Ну мне можете не рассказывать, — сказал Романов. — Час назад звонил Вяземский и сообщил, что уже практически не в состоянии контролировать ситуацию. Подстрекатели работают, народ злой, выходит на улицы, силовики недовольны. Полиция отказывается исполнять обязанности, присоединяется к бастующим. Из центра подразделения вводить опасно — ещё нам не хватало столкновений между петербургскими и федеральными частями МВД.

— КФБ пока держится, — сообщил Валуев. — По крайней мере, руководство областного департамента. Но среди личного состава много недовольных — есть такое. Не вовремя эти психи из эльфийского ордена подорвались, конечно. Раньше их роды как-то сдерживали ситуацию, а теперь Седов-Белозерский, сын магистра, едва ли не возглавил протесты. Адвокат их ещё масла в огонь подливает — организовал пресс-конференцию, на которой заявил, что все погибшие мечтали об апелляции или помиловании, и что это мы их убили, представив всё, как самоубийство. И весь Петербург, к сожалению, этому верит.

— Нет, бывшие руководители ордена были не психи, — тяжело вздохнув произнёс кесарь. — А умные и расчётливые эльфы, решившие идти до конца и пожертвовать жизнями ради своей борьбы. Правда, непонятно почему Самойлов так не поступил. Надо будет мне с ним лично поговорить. Но, признаться, в какой-то степени я даже восхищён поступком тех четверых — ход достойный уважения. Но проблем это нам доставит немало. Однако я надеюсь, что до открытых столкновений, как в одиннадцатом году, не дойдёт.

— Будем делать всё, чтобы до этого не дошло, Александр Петрович! — заверил Валуев.

— И будем искать детей, — добавил Милютин. — Мы понимаем, что сейчас как никогда важна поддержка Москвы и лояльность Воронцова.

* * *

Нас привезли в какое-то место, очень похожее на лагерь в лесу, но вот только лес казался очень уж ухоженным. Возможно, это было чьё-то большое имение — закрытая частная территория, куда не было доступа посторонним. Везли в этот лагерь нас примерно часа три-четыре, точно сказать было сложно — часов ни у кого не было, а гаджеты у всех забрали.

По приезде нас разместили в небольшом деревянном домике, больше похожем на барак. Внутри него было чисто и тепло, но обстановка угнетала — голые деревянные стены, два окна с решётками, тусклая лампочка под потолком, десять узких металлических кроватей и ширма, которая делила барак напополам.

В каждой половине стояло по пять кроватей, в левой расположились девушки, правую заняли мы с коренастым парнишкой, которого, как позже выяснилось, звали Артём. Имена девушек я так и не узнал — обстановка к походу на вторую половину барака и знакомству не располагала.

Примерно через час нас отвели на ужин. Покормили довольно сносно и сразу же вернули в барак. Затем пришли бородатый мужчина и девушка, которая ставила нам раньше уколы. Так как нам никто не представлялся, про себя я прозвал их бородач и медсестра.