Затем Константин Романович осторожно потрогал, надетый на него контролирующий обруч. За всё время, что он его носил, князь разобрался, как эта штука действует. Обруч отслеживал всю исходящую от одарённого энергию и реагировал на неё. При этом если энергия не выходила, то и обруч не молчал. Например, примитивнейшее заклятие, направленное на кого-то другого, могло снести князю голову, а вот себе можно было хоть поставить сильнейшую защиту, хоть просто набрать из окружающей среды энергии под самую завязку. Лишь бы потом эта энергия в виде магии не вышла наружу.
Но и здесь всё было не так уж и страшно. На ошейнике стояли несколько предохранителей. От совсем незначительного магического воздействия слетал первый, и девайс начинал попискивать, от более сильного воздействия слетал второй, и обруч пищал громко и непрерывно. Ну а третий предохранитель взрывался вместе с обручем.
Князь много тренировался и научился накапливать в себе очень большие запасы энергии, не давая обручу повода даже пикнуть. Вот и сейчас Константина Романовича просто разрывало от накопленной энергии. Он опять посмотрел на часы — до полудня оставалось две минуты. Остальные руководители «Русского эльфийского ордена» ждали сигнала магистра. Князь должен был постараться, чтобы его услышали все — и товарищи по борьбе, и весь эльфийский Петербург.
Константин Романович вышел на середину комнаты, расправил ноги и руки, запрокинул голову и сконцентрировался. Да не просто сконцентрировался, а достиг пика концентрации своей магической энергии и громко произнёс:
— Эльфийское превыше государственного!
После этого магистр «Русского эльфийского ордена» невероятно быстро наложил на стены камеры самое сильное из всех известных ему взрывающих заклятий.
Взрыв, прогремевший в здании следственного изолятора, оказался настолько мощным, что его было слышно за несколько километров от тюрьмы. И почти сразу же после него раздались ещё три.
Глава 11
В кабинете кесаря проходило экстренное совещание с участием руководителя его администрации Глебова, главы КФБ России Валуева и руководителя провалившейся спецоперации Милютина. Александр Петрович не скрывал своего раздражения и на повышенных тонах делился новостями:
— Полчаса назад мне звонил Воронцов. Просил помочь с розыском его внучки, подключить всех, кого только можно, самых лучших наших специалистов. Обещал любое содействие со стороны Москвы. Разумеется, я не сказал, что наши лучшие специалисты его внучку как раз таки потеряли. Ситуация очень неприятная — мне приходится врать одному из самых влиятельных орков страны, да ещё в такой непростой ситуации. Если он узнает, что я был в курсе и мог предотвратить и что я ко всему этому причастен, то…
Кесарь развёл руками, не найдя сразу подходящих слов, и лишь через некоторое время заявил:
— Нет слов, просто нет слов! Ужасная ситуация!
— Позволю себе с Вами не согласиться, Александр Петрович, — сказал Милютин. — Вы к произошедшему совершенно непричастны. Вы не знали, что в центре находится внучка Воронцова, а когда узнали, дали приказ всё остановить. Просто было поздно. Вашей вины здесь нет.
— Полагаете, Игоря Константиновича устроит такое объяснение?
— Вы правы — не устроит, — согласился Милютин. — Значит, нам остаётся надеяться, что он никогда не узнает о нашей операции.
— Мне бы хотелось надеяться, что вы всё же найдёте пропавших детей! Лучше исправить ошибку, чем надеяться, что о ней никто не узнает!
— Александр Петрович, — вступил в разговор Валуев. — Поиски пропавших детей — это то, чем сейчас занимается вся наша организация и МВД тоже. Речь идёт о том, чтобы никто не узнал о нашей операции до того, как мы найдём детей.
— А вы найдёте? — спросил кесарь. — Сколько их уже похищено? Хоть одного нашли?
— Мы подошли совсем близко к раскрытию всех этих преступлений, — ответил Валуев. — Мы полагаем…
— Я это уже слышал! — кесарь перебил главу КФБ. — Не надо лишних слов, потратьте силы на поиски.
— Прошу прощения, Александр Петрович! — неожиданно взял слово Глебов. — Похищение детей — это, бесспорно, ужасное происшествие. И я понимаю, что наш генеральный прокурор, как любящий дедушка, рвёт и мечет. Но я не понимаю, зачем он внучку отдал в реабилитационный центр? Неужели председатель дворянского собрания Москвы не мог просто поручить кому-нибудь отвезти девочку в Новгород? Зачем было отправлять её через центр?
— Вы хотите от меня получить ответ на этот вопрос, Родион Степанович? — удивился кесарь.
— Это скорее риторический вопрос, — ответил глава администрации. — Но он у меня возник сразу же, когда я узнал, что среди детей в реабилитационном центре была внучка Воронцова.