— А, ты не знаешь? Так я тебе скажу. Сто тридцать шесть. Ты представляешь себе эту цифру? Сто тридцать шесть! Четырнадцать заводов нашего ВПК работают с моими заказами. По-твоему, я не могу этим гордиться?
— Конечно, можешь, — ответил ему я. — Но ты не имеешь права ставить себя выше других. Тем более что занимаешься ты вещами не слишком моральными. Ты можешь называть это гениальностью, если хочешь. Но твоя гениальность угробила немало людей.
Я понимал, что не мне, офицеру КГБ, вести с ним такие разговоры о морали. Но уж больно противно мне стало, когда он начал хвастать своей гениальностью. Хорошо, ты гений. Но ты ничто, если твоя гениальность никак не служит людям. Зачем она тогда вообще нужна?
— Ты разговариваешь со мной таким нравоучительным тоном, — обиделся Антон. — Словно сам весь чистенький как младенец. А сам-то ты чем занимаешься? Разве не тем же самым? Сколько людей в своей жизни ты убил? Или научил убивать?
Меня сильно задели его слова. Я понимал, что Антон их произнес, огрызаясь на мою реплику о морали, но все равно. Наверное, мы смешно выглядели: сидят двое пьяных, один — конструктор оружия, другой — офицер КГБ, и рассуждают о моральности своей работы.
Надо сказать, что об этой теме я задумывался и до разговора с Антоном, но сначала, по молодости, во мне было слишком много идейности, так что никаких сомнений в том, что я делаю, не возникало. А потом я осознал, что работаю в грандиозной организации, которая призвана не только наводить страх, но и защищать людей, и этой целью оправдано все. Но теперь, дожив до седых волос, я наконец-то понял: то, что я делаю, — это не предмет гордости, а всего лишь работа. Такая же работа, как работа врача, повара или дворника. По сути дела, я — тот же дворник, который очищает общество от отбросов. Но дело не в этом. В тот момент мне необходимо было одернуть Антона.
— Хорошо, Антон, ты гений. Но ты — злой гений, — сказал я ему. — И гордиться этим смешно, и попахивает это шизофренией. Конечно, оружие — прекрасная вещь, совершенная, красивая. До тех пор, пока оно не пущено в дело.
— Я в жизни никого не убивал! Я изобретатель, гениальный изобретатель, черт меня дери! — повторял Фаворский, пьянея все больше и больше. Под конец он вытащил из своего дипломата какие-то бумаги и начал ими размахивать. — Смотри! — кричал он. — Ты специалист по стрелковому оружию, так ответь мне: ты когда-нибудь видел такое? — Он подсунул бумаги мне прямо под нос. — Не видел, держу пари.
Я посмотрел на чертежи:
— Насколько я понимаю, это пуля со смещенным центром тяжести и разрывной головкой.
— Да, ты можешь сказать, что это банальная пуля со смещенным центром тяжести, — запальчиво ответил Антон. — Да, такие делают и американцы. И израильтяне, не говоря уже о нас. Но принцип совершенно другой. Это новое слово, поверь мне…
Он, сбиваясь, долго говорил мне о новом оружии, о том, как ему пришла в голову идея нового сплава для корпуса, как люди в его лаборатории смогли получить этот сплав путем обыкновенного электролиза, как он долго мучился, пытаясь найти оптимальную форму для патрона, и какие результаты опытный образец показал на стрельбище. Все это было действительно здорово, и я не мог этого не признать. Наконец Антон отрубился и заснул прямо на столе с разбросанными чертежами.
На следующий день Фаворский позвонил мне на работу:
— Слушай, старик, извини за вчерашнее, я, кажется, здорово перебрал.
— Все в порядке, — коротко ответил я.
— Я тебе вчера показывал чертежи? — спросил Фаворский после некоторой паузы.
— Показывал.
— И что ты по этому поводу думаешь?
— Ты хочешь, чтобы я тебе сказал, какой ты гений? — иронично спросил я. Я считал, что вчерашний разговор окончен. В конце концов, мы оба здорово перебрали.
— Нет, я хочу знать твое мнение как специалиста, — ответил Антон.
— Как специалист могу тебе ответить, что ничего подобного раньше не видел.
— И все?
— Нет, это действительно здорово.
— Я тоже так думаю. Может быть, это даже слишком здорово, — сказал вдруг Фаворский каким-то странным голосом после некоторой паузы.
— Антон, ты о чем? — спросил его я.
— Ни о чем, — ответил Фаворский. — Просто это оружие… отличной точности. И огромной убойной силы. Как бы тебе объяснить… Видишь ли, оно слишком хорошо…
— Антон, кончай дурить, — прервал его я. — Что случилось? — Я понимал, что подобные разговоры просто так не ведутся.
— Ничего не случилось, — ответил тот и повесил трубку. Я пожал плечами. Может быть, Антон просто еще не отошел после вчерашнего, а может, какие-то неприятности на работе. А может быть, просто психопатическая муть, которую психологи важно именуют кризисом среднего возраста.