Справедливости ради стоит сказать, что обычно он всегда её мыл после вечернего кофе, а тут вдруг любимая футбольная команда пропустила досадный гол. Он бросил всё и побежал к телевизору. Это уже утром он случайно заденет чашку, и остатки кофе запятнают рукав, и его придется стирать. Торопясь, конечно же, сорвет пуговицу. Он попросит супругу пришить новую и выгладить рукав, а потом обругает её, потому что она тоже торопилась и не успела заняться пуговицей. И потому он вспомнит о запонках, и одна из них заденет край рулетки. Так будет сделан очередной выбор. Но это случится утром, а тогда он ругал неудачливого вратаря. Вратарь и вовсе был ни при чем, просто поскользнулся на крохотном пятачке голой почвы. Трава не росла здесь, в два на два сантиметра квадратике, потому что, когда засеивали поле, эти так и не проросшие зёрна склевал скворец. Он, в свою очередь, прилетел весной из Греции на несколько минут раньше остальной стаи, потому что где-то в Салониках его испугал шальной камень, покатившийся по склону. Падение камня было предопределено сто миллионов лет тому назад, когда он ещё и не был камнем. Так, плевком магмы из жерла вулкана. Вся история продолжилась тем, что после выигрыша в казино человек решит слетать на острова и займёт место в аэробусе, который оказался обречён на крушение, когда в крупице кремния, из которого был сделан один из сотен чипов бортовой аппаратуры, образовалась каверна. Ракушка, след достигшего поверхности Земли микрометеорита, мельчайшего космического шатуна, изменившего траекторию под влиянием силы притяжения голубого гиганта, находящегося где-то в отдалённой, пока ещё не открытой галактике.
И он погибнет, человек, сорвавший приличный куш, на который можно было бы безбедно прожить всю жизнь. А с ним ещё сто сорок пассажиров. И поэтому у супружеской пары, сидящей возле правого крыла, что начало разваливаться на высоте восемь тысяч метров, не родится сын, которому суждено было понять и собрать воедино суть всех вещей. Его место в жизни займёт другой человек, и нельзя гадать, станет он врачом или художником. Потому что он будет именно тем, кем должен стать. Так, как это было решено в момент зарождения Вселенной.
Потому что между словами «было» и «будет» нет никакой разницы. Всё было задумано таким, каким оно должно стать. Обратится в то, во что должно обратиться. И нет в мире ни случайных вещей, ни случайных событий.
Ещё Хаким открыл за собой новое, неожиданное свойство. Теперь он мог общаться с наставником сквозь пространство, словно они шли рядом по раскаленному песку.
– Ты помнишь, Идущий? – почему-то наставник сейчас избрал такое обращение. – Не забыл ли, что предстоит сделать, когда твой путь будет окончен?
– Помню. Я смогу приблизиться к самому Вершителю и создать для него новую Бесконечность. Одно в два, два в четыре…
– А помнишь ли, к чему нужно приложить усилия?
– Да, наставник. Я должен найти Бархан Свершений, взойти в назначенный час на гребень и стронуть с места всего одну песчинку. Большего мне не позволено.
– Смешно, не правда ли? Но ты прав. Всего одну песчинку. Как собираешься ты это сделать? И что будешь делать, если выбранная тобой и случаем песчинка прилипнет к пальцам? Стряхнешь ли её?
На миг видение и голос исчезали, и Хаким осматривал ладони, где кожа стала пергаментом, без признаков влаги.
Но солнце стало жарким, а лучи его как стрелы, и наставник возвращался к Хакиму.
– Я могу воспользоваться кинжалом и поддеть песчинку лезвием, – отвечал Хаким.
– Нет, не так. И кинжал, и посох, всё, что направляется твоей рукой – ничего не годится. Важно, чтобы ты чувствовал этот миг. Чувствовал эту песчинку и ничего не боялся. Даже если она прилипнет к твоим пальцам, это тоже будет означать, что мир изменился. На чуть-чуть. На вот эту песчинку. Но этого будет достаточно. Хлопок в ладоши, которым миллионы лет назад Вершитель оживил темную пустоту, породил бесконечное эхо. Мы слышим его до сих пор. Мы живем в его вечном и бесконечном звучании. А самому Вершителю уже и дела нет до того, какой путь оно изберет, его вечное и бесконечное… И я, и ты, и сам Бархан Свершений, мы только часть этого эха. Дотронься до песчинки, и всё, что изменится вслед за прикосновением, тоже случится, быть может, через миллионы миллионов лет.
– Я не дождусь, наставник. Даже сотня лет… Слишком много.
На миг Хакиму показалось, что он умер. Солнце убивало его, а стервятники выклевывали глаза. И только образ наставника возвращал к жизни.