Отражение тайны

– Хаким! Ты стал моим лучшим учеником, и я хочу передать тебе главное знание о сути всех вещей. Готов ли ты? Это знание – не для всех, остальным придётся довольствоваться малым. Они проживут жизнь, пусть даже наполненную смыслом, но так и не смогут отворить последнюю дверь, ведущую к Истине Всех Истин.

– Я готов, наставник! Прошу как о милости, открой мне эту тайну!

– Это не милость, Хаким. Вода из родника познания – это не шербет, бывает и горькой. Она чаще горькая, чем сладкая. Бывает подобна воде мертвого моря. Бывает и вовсе отравой. Готов ли ты?

Ветер унес ответ. Ведь иногда ответы нужнее ветру, чем людям.

– Отправляйся завтра, – сообщил Хакиму раб наставника, – я оседлаю коня к восходу солнца. Переметные сумки наполню сушеными финиками, а во флягу налью ключевой воды.

Известие одновременно обрадовало и удивило Хакима. Он знал, что наставник ещё вчера ушел встречать караван, потому что караванщикам был заказан путь к селению пустынников. Назад наставник мог вернуться не раньше, чем через два дня. Отчего же он не сказал сам, что его ученику настала пора отправляться в путь, чтобы достичь вершины познаний, совершив то, что называлось Лязым иш, нужное дело.

– Это тебе, – к ногам юноши лёг толстый сверток, края которого скреплялись восковой печатью с оттиском странных знаков, заключенных в овал, печатью наставника. – Хозяин сказал, ты сможешь прочесть записи в пути.

– Что ещё? Он просил ещё что-то передать? – в нетерпении воскликнул Хаким.

– Нет, благороднейший. Больше ничего.

Раб дважды приложил руки к свертку, а после поднёс их поочередно ко лбу, к губам и к сердцу, в знак исполнения воли хозяина. И застыл в ожидании.

– Благодарю. Только мне нечем тебя наградить.

– Моя награда – служить хозяину, – смиренно произнес раб и вышел, пятясь задом, из палатки Хакима.

Последние слова безымянного были не просто проявлением почтения.

Наставник и ещё трое пустынников долгие три недели боролись со страшной болезнью, поразившей когда-то селение у оазиса Беркута. И человек, чьи трое сыновей вот-вот готовы были окончить свой земной путь, продолжив его в заоблачных высях, дал клятву, что станет рабом того, кто исцелит их. Двое пустынников, – пусть им зачтётся! – остались лежать, накрытые камнями, на окраине посёлка. Они – и ещё два десятка жителей: такой ценой болезнь была остановлена. Остальные выжили, и среди выживших были сыновья человека, который когда-то владел именем. Верный собственной клятве, он стал безымянным рабом.

Теперь Хакиму было о чём задуматься, оставшись в одиночестве. Наставник сказал «прочесть в пути», значит, сразу читать письмена, как бы того ни хотели сердце и жадный рассудок, не стоило. Если бы в этом имелась необходимость, рабу было бы позволено услышать другие слова. Услышать и передать Хакиму. Но он сказал «в пути», значит…

Юноша встал, лениво потянулся, расправляя плечи, омыл лицо, затем принялся одеваться. И тут в голове зашевелилась мысль, которую нельзя было принять за лишнюю.

Интересно, подумал он, стоит ли сорвать печати, едва я оседлаю коня, или можно будет сделать это позже, на первом привале? Но как мне тогда определить путь? Почему наставник не сказал «прежде чем седлать коня, прочти и узнай…»? Сорвать печати, сидя на коне, или раньше? Проехать лишнюю треть фарсанга, или достаточно будет одного шага? Ведь путь – это дорога от первого до последнего шага к цели. Наставник любит говорить загадками, не кроется ли здесь одна из них?

Отправиться завтра на рассвете. Прочесть в дороге. Как же это всё похоже на вечные загадки Наставника. Чем же тогда заняться сегодня? Ожидание непереносимо, хотя ожидание пути и есть путь. И есть…

– О я недостойный! – вырвалось у Хакима, пока он судорожно, но не без аккуратности взламывал печать.

«Любимый мой ученик! Слуга должен передать пожелание, но если ты решил исполнить его так, как подсказал только разум, без участия сердца, и сидишь сейчас в седле, то знай, ты опоздал! Твой голод к познаниям оказался недостаточен.

Если годы учений сделали тебя мудрее, не превратили в послушного слепца, идущего за поводырем, и на печатях письма ещё не остыло прикосновение моего слуги, то знай и другое: времени отмерено мало. В тот час, когда всё длинное станет коротким, ты должен находиться в пяти фарсангах от поселка. Ищи небесное отражение того, кто вечно держит поводья. Пусть свет дня не будет помехой. Там, где ты окажешься, один след живого коснется другого следа, и станут они стрелой, указывающей дорогу. Торопись, Хаким! Ни рабу, ни коню, вообще никому на свете не интересен твой путь. Только тебя будет на этом пути хранить Вершитель. Торопись, и следующее пусть откроется после».

Первое письмо оканчивалось, внутри него имелся другой свиток, скрепленный печатью.

Длинное станет коротким. Полдень! В полдень я увижу слияние двух теней. А пять фарсангов, тридцать пять тысяч шагов, одолею верхом за три часа.

Сквозь край откинутого полога он увидел, как блестят и переливаются песчинки в солнечном свете. Хаким никогда не позволял себе спать так долго.