Отражение тайны

«Еще несколько лет назад в ответ на вопрос «Что вы знаете о Шушурбане?» вы бы недоуменно пожали плечами и оказались бы совершенно правы. Этого города никогда не существовало на Земле. Равно как и во всей известной Вселенной. И вот пять лет назад город со странным и немного смешным с точки зрения одного из земных языков названием стал реальностью. Его основатели, – семейная пара, которая пожелала остаться неизвестной, – попросили, чтобы в путеводителях он описывался вот так:

«Каждый гость Земли обязан посетить Шушурбан. Этот город по праву может именоваться царем городов, и не только Земли, но и, пожалуй, всей известной вселенной. Вечные льды и влажные сферы в едином ансамбле создают величайшее зрелище, не увидав которого, невозможно считать себя знатоком и ценителем красоты. По зеркальной глади плывут кружевные тени, дивные песнопения зовут и манят в чудесные пещеры…»

Как вы понимаете, мы выполнили их просьбу.

И скажем вам, что это действительно величайший город.

Который теперь есть».

Путеводитель по Северо-Западному Сектору, том 35, «Земля»

7 …он ступает на долгий путь…

…наше делание есть путь среди песков за звездой Севера, а не по следам, отпечатанным на земле. Здесь идёт столько людей, что все следы смешаны меж собою и все тропы переплелись, а потому неимоверно велика опасность заблудиться и пропасть в ужасных пустынях, утеряв истинный путь, и только возлюбленные Небесами мудрецы могут распознать, куда идти.

Александр-Туссен Лиможон де Сен-Дидье, «Герметический триумф или Победоносный Философский Камень»

♂ Притча пустынника и о трещинах на асфальте

Странный Вопрос подобен пустынному ветру, что накрывает путника с головой, подхватывает, кружит, сбивая с пути. Горячий песок заполняет каждую складку одежды, переметную сумку, даже любую морщину.

Готов ли он? И пришел невидимый ветер.

Хаким ждал последнее испытание, как ждёт колючий куст хоть единственной капли влаги. Дорога познания ложилась ему под ноги последние четыре года жизни. За это время он открыл многое: и тайну чисел, что несёт в себе учение аль-джебры, и путь звёзд на небе, и слова-прародители, из которых вышли все языки мира. И многое, многое, многое. Осталось собрать осколки, сложить зеркало, заглянуть в него и увидеть…

– Помни, Вершитель не стал шептать, когда задумал сотворить мир. Он громко хлопнул в ладоши, и гром тот заставил одно превратиться в два, а два в четыре…

– А куда доходило эхо, там становилась граница мира, – слово в слово повторял Хаким за наставником, опустив голову и ощущая трепетную дрожь. – И пустота за пределами тех границ, и эхо было бесконечным… Одна бесконечность в две, две бесконечности в четыре…

Четыре года назад наставник подобрал его в пустыне. Исхудавшего одинокого юношу, чьё тело прикрывали лохмотья. А память его была чистым листом, испещренным лишь обрывками воспоминаний, что никак не желали сложиться в единое целое. Ни переметной сумки, ни фляги с водой. Только лоскуты одежд и ясный, неиссушенный пустыней взгляд. Вот всё, что было при нём.

И люди в поселке, а их здесь находилось совсем немного, всякий раз качали головами, когда Хаким оказывался рядом.

– Наверное, отстал от каравана, – высказал кто-то единственно схожую с правдой мысль, – и солнце лишило его памяти.

Наверное. Только наставник знал, что последний караван прошел мимо солончака, где обнаружил он Хакима, больше десяти лет назад, когда оазис Семи Пальм ещё встречал путников тенью и родниковой струей.

Пустыня поглотила оазис, и старую караванную тропу, и настоящее имя юноши. И дни побежали за днями, одинаковые, схожие друг с другом, как близнецы.