Плохо оттого, что я уже выдумал себе маломальское объяснение. Пусть даже фантастическое. О замкнутом круге, о кольце времени, в которое я попал непостижимым образом и повторяю раз за разом одинаковую судьбу с небольшими вариациями, не изменяющими суть явления. Две пиццы. Чай. Вода в бутылках. Пустота в вагонах. Но вот меняющийся пейзаж за окном всё опровергал. Потому что вчера не было и намека на холмы, и не было никакого месяца. Теперь же его серп резал мне взгляд. Резал мысль. Превращаясь в турецкую саблю, рубил от макушки до пят меня самого. Прижавшись к холодному стеклу лбом, я прикрыл веки и почувствовал кожей, как дрожит туловище состава, как вибрация машин передается через сцепки от локомотива к вагону-ресторану, как учащается, а затем падает пульс огромного дизельного сердца. И снова этот ту-дук-ту-дук…
Я не заснул. Я не мог заснуть. Я всего лишь отсутствовал несколько мгновений, а может, несколько минут. Отсутствовал так, как может отсутствовать бесплотный дух, покинувший тело, но пока что никуда не прибившийся. Ведь мне некуда было возвращаться воспоминаниями. Я даже стал сомневаться – а бывают ли вообще эти самые воспоминания? Или каждый живущий помнит лишь последние какие-то мгновения жизни, а потом его память стирается? По крайней мере, стирается в том, что касалось его лично. Ведь помню же я, что этот серебряный ноготь на небе – месяц, а тёмное за окном – надвигающаяся ночь? Тут помню, тут не помню, а в руках у меня стакан, из которого, сам не понимая как, я уже выпил весь чай. А ещё на самом краю сознания затаился звук. Даже не звук. Шорох. Который возник, пока я сидел, прислонившись к стеклу. Откуда он? Что означает? А с ним рука об руку – запах…
Раскрыв глаза, я увидел чудо. На соседнем столе, на скатерти цвета слоновой кости появилась круглая пепельница. У её ободка тлела сигарета. Дым поднимался к потолку, съедая окурок миллиметр за миллиметром, раз уж для него не нашлось человечьих бронхов и лёгких, которые можно сейчас съесть. Потом с кончика упал комок пепла. Хлоп! Возможно, звук был несколько тише, и на самом деле это толкнулась кровь в виске. Да-да, скорее всего, звук вышел тихим. Но для меня прозвучал как хлопок. Впрочем, это была первая половина удивления. Вторая заключалась в лежащей рядом с пепельницей зажигалке. Теперь у меня есть собственный огонь! И уверенность, что здесь присутствует кто-то ещё.
Осторожно, будто она могла раствориться в воздухе, я взял сигарету двумя пальцами и втянул немножко дыма. Раньше я никогда не курил, разве что баловался, и сейчас главным был не никотин, а только прикосновение губами к чему-то материальному. Дым ради обретения почвы под ногами. Я втянул его, слегка надув щеки, и тут же выдохнул, будто выплюнул. Во рту остался привкус ментола. И ещё что-то, едва уловимый оттенок, мелкий штрих, воспринятый через губы подсознанием. Я осмотрел сигарету, – так и есть! – на фильтре оказались следы губной помады. Похоже, человек-невидимка – женщина. Это волновало и успокаивало одновременно. Наверное, такая находка лучше, чем если бы обнаружить обгрызенную картонную гильзу папиросы «Беломор-канал», со следами желтых зубов и темных туберкулезных пятен. Я притушил окурок и оставил лежать в пепельнице. Вдруг невидимка захочет вернуться? Ведь зачем-то она сидела здесь. Зачем-то молчаливо и сосредоточенно смотрела, как я прислонился виском к холодному стеклу и как у меня под веками вышли на тюремную прогулку тяжкие мысли. А потом поспешила исчезнуть.
Я приготовил вторую пиццу и позже съел её, выпив два стакана чая. Потом, чтобы убить время, вернулся к своему месту и забрал журнал с кроссвордами, а также гигиенический набор. На щеках и подбородке выступила щетина, что тоже опровергало идею о замкнутом круге времени. Потом вернулся в вагон-ресторан. Поближе к новому запаху и новой загадке.
Устроившись поудобней, уткнувшись подбородком в ладонь, я раскрыл журнал. И остолбенел, застыв в позе роденовского мыслителя. Все клеточки, все линии уже оказались заполненными, причем это было какое-то деятельное решение кроссвордов. Некоторые слова зачеркнуты, переписаны заново, некоторые буквы обведены неровными кругами, края страниц замусолены, будто журнал долго терзали любопытные руки, терзали до тех пор, пока не сошлись все-все ответы. Я долго вглядывался в буквы, в то, как они написаны, в их наклоны и завитушки. Почерк определенно напоминал мой собственный, но чем объяснить, что я совершенно не помню, как и когда успел решить почти пятьдесят кроссвордов? Решить полностью, без единого пропущенного словечка?
Впрочем, стоп! О пропущенных словечках. Последний кроссворд ещё не решен. Заполнен наполовину. Ладья, Харон, Афина, Пегас, Артур, Елена, Бубен, Наяды, Лилит, Бахус. А теперь ещё и Борей. Тот самый бог северного ветра, которого мне не удалось отгадать. Слово вписано. Гвоздь вбит. Ловушка захлопнулась.