− Где я? – с трудом поднимая отяжелевшие веки, выдавил Максим, удивленно озираясь по сторонам. Вокруг был дремучий лес. Вековые сосны в три обхвата со стройными, ровными стволами уходили высоко вверх, плотно заслоняя своей кроной землю от солнечных лучей. Ветер монотонно раскачивал их, отчего воздух вокруг был пронизан волшебной музыкой леса, когда все звуки сливались воедино, подчиненные воле невидимого дирижера. Почва под деревьями, насколько это можно было рассмотреть, была покрыта ровным слоем пожелтевших, но еще не осыпавшихся еловых лап. Сквозь него к солнцу упорно пробивались зеленые ростки трав. Сочетание цветов создавало великолепный нерукотворный ковер.
«Как же на всю эту красоту можно наступить?» – невольно подумал он, выбирая, куда переставить ногу, чтобы сделать первый шаг.
− А ходить как раз никуда и не надо, – послышался приятный и очень знакомый голос. – Приветствую тебя, мой дорогой друг. Давно не виделись.
− Но в этом больше твоя вина, чем моя. Я давно пытаюсь выйти на контакт, но все безуспешно, – сообразив, что его собеседником есть не кто иной, как Маат.
− Я знаю, но таковы правила. Кстати, я тебе о них уже говорил. Я в курсе всего, что приключилось с тобою. Оберегать тебя – это и есть одно из моих предназначений. Но, когда речь идет о твоих, если так можно выразиться, неприятностях в отношении с простыми смертными, я тебе не могу помочь ни словом, ни делом. Другое дело, когда в дело вступает мой извечный «визави»
− А что, есть подозрения, что он опять кружит вокруг меня? – спокойно поинтересовался Максим.
− Видишь ли, не стоит забывать, что смысл твоей жизни есть борьба с этой нечистью до победы. И пока ты дышишь, они от тебя не отстанут. Ну, в сторону лирику. Я здесь не только для того, чтобы предупредить, с какой стороны стоит ожидать опасность. Как и в прошлый раз, сейчас у тебя будет «экскурсия» в одну из прожитых тобой ранее жизней. Все как и прежде, опыт и знания.
− Можно задать вопрос?
− Я знаю, о чем ты хочешь спросить. Среди мертвых твоего друга нет. И все, больше никаких вопросов. Все, мне пора. Да поможет нам Бог.
Легкое дуновение ветерка коснулось лица Максима. Пространство вокруг стало осязаемо вязким, наполненным приглушенными и приятными на слух звуками. Через некоторое время сквозь золотисто-белую пелену стали проявляться контуры помещения. Это была небольшая комнатушка, где из предметов мебели были грубо сколоченный стол, стул и неизвестно как взявшееся здесь огромное, овальное зеркало, неуклюже прибитое резной рамой прямо к стене. Напротив, примостившись на краешке стула, сидел человек, усердно наносящий на лицо толстый слой грима. Надо сказать, что у него это неплохо получалось, из-за чего трудно было определить его возраст хотя бы приблизительно. Помятый, длинный балахон скрывал под собой все особенности его фигуры. Света, который давали три кривые свечи, было недостаточно, отчего он усиленно щурился, всматриваясь в свое изображение.
− Максимильян! Где этот бездельник ходит? – раздался противный голос.
Дверь со скрипом отворилась, и в комнату буквально вкатилось тело хозяина этого визгливого «сопрано». Первое впечатление, составленное по голосу, не обмануло. Хозяин бродячего театра, а это был он, был неприятен во всех отношениях. Невысокого роста, лет под пятьдесят, неряшливо одетый и абсолютно лысый. Его заплывшие жиром глазенки злобно поблескивали в полутьме комнаты.
− Какого черта ты еще не на сцене? – завопил он, воздев глаза к потолку, когда увидел, что Максимильян еще не готов.
− Сколько тебя ждать? Люди деньги заплатили, а ты, собака, заставляешь их томиться в ожидании, – и звонкая затрещина грузно опустилась на затылок артиста. – Хватит переводить краски. Кто тебя будет там рассматривать? Быстро пошел на сцену, кретин, – схватив упирающегося человека за шиворот, он выволок его вон.
«Вот это да! – с изумлением наблюдая за происходящим, подумал Максим. – Конечно, получать подзатыльники – серьезная наука. Этому я должен здесь научиться? Что ж, посмотрим, что будет дальше».
Увиденное позже совершенно изменило его отношение к своему предку. Максим уже не столько наблюдал за событиями, а больше проживал их сам. Вот он, вернувшись после представления в свою гримерку, проворно стер толстый слой грима с лица и предстал в образе совершенно другого человека. Изменился не только внешний вид. Уверенная походка, твердый, целеустремленный взгляд, решительные, выверенные движения… За этим последовали другие события из жизни.