– Намекнули, что через какое-то время можно даже пойти в академию языки преподавать, – сказал Краснопевцев и своим новым, обнаженным взглядом посмотрел на вдруг задрожавшие пальцы Елены Александровны, которая как раз подносила спичку к папиросе. – Дело мое полностью закрыто.
– Не надо тебе обратно туда, – пробормотал Константин Андреич. – Они ничего не прощают, ты это запомни.
– Я бы в школу пошел работать. Но в школах японский с турецким не учат.
– Сережа, а ты подожди. Подожди, – попросила Елена Александровна. – Ты поживи с нами, осмотрись. Бог даст, все само и решится.
Он уже знал, что
Они чувствовали это и тоже не говорили о
В восемь Краснопевцев побледнел, начал зевать, глаза его быстро погасли.
– Останешься на ночь, Сергей? – спросил Константин Андреевич.
– Останусь, – сказал он. – Пока не прогоните.
Его положили наверху, в маленькой комнате со скошенным потолком, и он заснул сразу, едва дотронувшись головой до подушки.
– Пойдем погуляем, – сказал Константин Андреевич.
Елена Александровна накинула вязаный шарф на плечи, они вышли за калитку и медленно побрели по аллее к обрыву.
– Ты веришь ему? – вдруг спросила она.
– Чему ж там не верить? В Писании сказано: «Может ли кто взять себе огонь в пазуху, чтобы не прогорело платье его?» Ты слышишь, что я говорю?
– Слышу, Костя. А с Аней как будет?
– А с Аней как? С Аней – не знаю. Сейчас для всех главное – Варенька. Ее бы нам не погубить...
Волхвов было двое: Вера Андревна и дядя Саша, но дары, которыми они засыпали новорожденную Вареньку, не кончались. Вера Андревна бросила все свои вышиванья и так научилась вязать, что даже соседки стекались разглядывать те кофточки, шапки и шарфики, в которых синеглазую девочку выносили подышать воздухом. А дядя Саша вдруг подружился с кассиршей местного гастронома, подарил ей духи на праздник всеобщего Женского дня, стал сыну ее помогать в арифметике, и кассирша оставляла для него и кефир, и молоко, и ряженку, когда завозили сосиски – сосиски, когда сухофрукты – то и сухофрукты, короче: еды стало много и разной. И спали они очень нервно, прислушиваясь из соседней комнаты, не запищала ли Варенька, не завозилась ли она, а если вдруг слышали писк и возню, то сразу бросались к кроватке, чтоб Анна не встала: щадили ее чуткий сон.
Оба они понимали, что когда-нибудь райская эта жизнь все равно закончится, что они словно бы забрели в чужой сад, нарвали там яблок, наелись, потом вошли в дом – а в доме топился очаг и белели перины, – они и легли на них и задремали, но слышат сквозь дрему: звенит колокольчик – хозяева едут. Известие, что в субботу приезжают родители, которые собираются, скорее всего, отобрать у них «девочек», повергло обоих в унынье.
– Теперь не сажают, как раньше, – объяснял узкогрудый дядя Саша румяной и заплаканной Вере Андревне. – И что же ей делать здесь с нами, в провинции?