Отражение

— Первый, — вздохнула Галя.

— Что ты говоришь? — Художник блестяще сыграл удивление. — Ты кажешься взрослее. Работаешь?

— Ничего серьёзного. К сожалению.

— Потому что сейчас везде нужны сотрудники с опытом. Студентам достаются самые низкие должности.

— Знаю на собственной шкуре. И… — Галя вдруг подумала, что красавец в дорогом костюме, на которого она обратила внимание ещё вчера, взял слишком резвый старт. А ведь маньяк может оказаться не только в машине, едущей по пустынному утреннему шоссе, но и в автобусе. То есть в автобусе он пассажир, а без автобуса — маньяк. А значит, нужно срочно вернуть дистанцию. — Я не очень доверяю знакомствам в транспорте.

— Мы едем в автобусе, который давно разбился и переплавлен, а управляет им призрак, — улыбнулся Бергер. — Ты сейчас серьёзно сказала об отсутствии доверия к попутчикам?

— В вашем описании происходящее выглядит безумно, — тихонько рассмеялась девушка.

— То есть как есть?

— Да.

— Тогда давай продолжим безумие, — легко предложил Бергер. — Знаешь, кто я?

— Вы сказали, вас зовут Генрих, — припомнила девушка.

— Генрих Бергер.

— По тону я поняла, что должна вскрикнуть «О Боже, это вы!», но я не хочу лгать: ваше имя ни о чём мне не сказало.

— Я художник.

Девушка подняла брови: она действительно не ожидала, что лощёный франт окажется художником. Скорее он походил на успешного продюсера, в то время как художник, в представлении людей, должен быть безумным не только на словах и выделяться из толпы не чувством стиля, а необычностью.

— Как интересно!

— Полагаю, ты могла видеть мои работы, — Бергер извлёк из внутреннего кармана пиджака смартфон и вызвал на экран картинку. — Вот эту, например.

— Я её видела! — воскликнула Галя. — Честно!

— Верю, — улыбнулся Генрих. — В своё время эта картина наделала много шума.

— Я должна была вас узнать.

— Я художник, а не актёр, — мягко ответил Бергер. — Мы, как и писатели, не светим лицами. За нас говорит искусство. А в тебе, Галя, я вижу потенциал…

«Как и в любом другом смазливом личике…» — вздохнул про себя Виссарион.

Разговор перестал быть интересен: Обуза догадывался, что старый бабник предложит девчонке стать натурщицей, переспит с ней во время «работы над эскизами», а после перестанет подходить к телефону.

Не в первый и не в последний раз.

Однако странные нотки в голосе художника заставили Виссариона подумать, что девчонка, возможно, не является для Генриха простым развлечением. Но мысль эта испарилась в тот момент, когда Ранний Автобус остановился у станции метро.

* * *

Картина, которую Генрих Бергер показал Гале, так и осталась его главной удачей.

Нет, у него было множество замечательных работ, которые хвалили и критики, и специалисты, пара из них попала в музеи, остальные украшали частные коллекции, но «Спящие подснежники»…

«Спящие подснежники» стали вершиной.

С тех пор — недосягаемой.

Откровенно говоря, Бергер и сам не знал, как ему удалось её написать. Какие струны играли тогда в его душе, кто управлял кистью… «Спящие подснежники» снились ему по ночам, и случались дни, когда он мог думать только о них, ни о чём более. Картина поглотила его жизнь.

Разбогатев, Генрих через посредников выкупил свой главный шедевр у тогдашнего владельца, запер в мастерской и часто разглядывал, в надежде понять, чего ему не хватает сейчас. Пытаясь отыскать в душе того гения, который написал эту работу. Иногда завидуя себе молодому. Иногда шепча, что «Подснежники» — распиаренное дерьмо. Иногда напиваясь и рыдая, не веря, что когда-нибудь сможет достичь невероятного мастерства автора «Подснежников».

И даже уникальный магический дар не мог утешить Генриха.

Богатые клиенты из числа сильных мира сего, миллионы, которые они платили за «особые картины», беззаботная жизнь — Бергер убеждал себя, что добился всего, чего хотел. Но «Подснежники» рвали душу. С каждым днём — сильнее, до крови, до ненависти к себе. И может быть, поэтому возникли проблемы с очередной «особой картиной» — Генрих никак не мог создать главную героиню.

А заказчик подгонял.

И злить этого заказчика было крайне опасно.

Среди клиентов Бергера простые люди отсутствовали, «особые картины» были им не по карману. Преобладали крупные бизнесмены, известные спортсмены и политики, но нынешнюю картину заказал совершенно исключительный человек: дьяк-меченосец Лаврич из Первой Свиты самого Авдея III, принципала Московского, один из высших иерархов Отражения. Этот заказ Бергер хотел выполнить идеально, но пока не получалось, и художник испытывал неловкость. Не страх, а именно неловкость, поскольку лично обещал Лавричу закончить как можно скорее.

— Я опять услышу о задержке?

— Увы, — вздохнул Генрих. — Увы мне, увы, увы, увы…

— Что мне с твоих вздохов? — поднял брови дьяк. — Где картина?

— Будет, Ваше высокопревосходительство, обязательно будет… Но нужно потерпеть.