Последним попутчиком, за которым, собственно, и уселась Галя, оказался приятный мужчина в элегантном светлом и легком костюме, возможно, льняном – Галя в таких вещах не разбиралась, – но выглядящем очень дорого и стильно. Мужчина – единственный из всех! – посмотрел на девушку, улыбнулся, как старой знакомой, но тут же вновь уткнулся в дорогой глянцевый журнал.
«Похоже, «БМВ» поломался, а ждать запасную машину ты поленился…»
Галя уселась у окна, убедилась, что автобус едет к Москве, и едет гораздо быстрее, чем можно было ожидать, посмотрела на часы и улыбнулась: если так пойдет и дальше, то она точно не опоздает.
Виссарион Обуза никогда не приезжал вовремя.
Ухитрялся опаздывать даже на очень важные и крайне нужные встречи, из-за чего страдал, терял, вздыхал, давал себе слово измениться, но не менялся. Не потому что не хотел – не мог. Казалось, внутри Виссариона сломался хронометр, или чип, отвечающий за понимание времени, или его кто-то проклял, что тоже вполне вероятно для Отражения. Как бы там ни было, Обуза рассорился с массой девушек, потерял массу выгодных контрактов и твердо уверился в том, что опоздает даже на собственные похороны.
Впрочем, из-за этого он не расстраивался.
Виссарион страдал, но продолжал опаздывать. Однако был он при этом настолько добродушен, незлобив и участлив, что многие друзья, знакомые и даже мимолетные знакомцы Обузы принимали его таким, какой он есть: вместе с рассеянностью, непрактичностью, наивностью и, конечно же, опозданиями. И даже те из его друзей и знакомых, кто жил в вечном цейтноте, планируя расписание с точностью строителей Керченского моста, даже они не отказывали Виссариону во встречах, ломая свои графики и теряя драгоценное время.
Но не всегда, разумеется, исполняли услышанные просьбы.
– Виссарион, это глупо, – махнула рукой Настя, программный директор «НАШЕго радио». – Ну, и чересчур, конечно.
– Почему чересчур?
– Потому что ты просишь слишком много.
– Но это же для общего дела, – уточнил Виссарион. – В общих интересах.
– Не доказано.
– Вот я и пришел, чтобы доказать.
Длинный, тощий и очень нескладный на вид Обуза был стопроцентным книжным червем то ли в одиннадцатом, то ли в пятнадцатом поколении, владел уютным магазином на Забелина, считался одним из известнейших в мире букинистов и ходячей энциклопедией чуть ли не по всем вопросам Отражения. При этом благодаря матери Виссарион был натурой живой, увлекающейся, периодически душа его требовала большого дела, и Обуза бросался с головой в ближайшую авантюру. Как в омут.
В настоящий момент Виссарион отчего-то счел себя способным продюсером и заявился к программному директору федерального радио, пытаясь выцыганить у нее «небольшую» поддержку своему новому проекту.
– Настя, ты же понимаешь, все решает один-единственный эфир…
– Правда? – она подперла голову кулаком и с интересом попросила: – Давай, расскажи мне об этом.
– Ну… может решить.
– Ага, вот мы уже начинаем кое-что понимать в шоу-бизнесе.
– Способен решить…
– Один эфир?
– Почему нет?
– Потому что для этого песня должна быть реальной бомбой, понимаешь? – объяснила Настя, переходя на деловой тон. – В ней должны сойтись мелодия, слова, аранжировка, настроение людей, а главное – еще одна неопределяемая мелочь, которая называется талантом. Только в этом случае люди начнут мурлыкать песню себе под нос и ждать, когда ее снова поставят в эфир.
– У моих ребят есть такая песня, – подтвердил Виссарион. – Бомба.
– Не сомневаюсь, что у твоего джихад-оркестра есть бомба. Но мне нужна песня для эфира. Мощный трек.
– Настя, пожалуйста, дай шанс, – вздохнул Обуза. – Мой солист – очень мощный лайкер. Магических способностей у парня нет, зато эмоции он разгоняет невероятно и обязательно «выстрелит». Его будут слушать, даю голову на отсечение, и талант у него есть.
– Он не умеет петь.
– Умеет.
– Мы вместе слушали запись.
– И странно, что ты не разглядела его талант.
– Надо было смотреть? Извини, я надеялась услышать.
– Не придирайся к словам. – Виссарион поерзал в кресле и чуть подался вперед. – Послушай, давай я тебе кое-что объясню…
– Обуза, осторожно! – Настя подняла вверх указательный палец. – Я понимаю, что ты увлечен своим проектом, но не смей делать то, что задумал. Даже думать об этом не смей. Иначе я действительно оторву тебе голову.
– Э-э… – Виссарион подался назад, на спинку кресла, так же явно, как секунду назад подался вперед. В эти секунды он напоминал нерасторопный маятник. – Извини, я машинально… Зов крови и все такое…
– Знаю, – мило улыбнулась Настя, дружелюбно глядя на смутившегося букиниста. – Поэтому предупредила, и на этом все. Я не обиделась.
– Спасибо.
– Не за что.
Отец Виссариона был стопроцентным книжным червем то ли в десятом, то ли в четырнадцатом поколении, слабым колдуном, зато большим умником. Что именно нашла в нем сладкоголосая сирена, никто не знал, но она влюбилась в одинокого букиниста и подарила ему сына – длинного, лопоухого и непрактичного. Зато обладающего наследственной способностью туманить голову кому угодно.