Отпущение грехов

– Вкусно? – грозно поинтересовался Ружин, надвинувшись на пленника. Тот что-то булькнул неразборчиво, и я удивился, почему из его рта не вылетело десятка два разноцветных мыльных пузырей. – Молчишь? Вот что я тебе скажу, говносос: каждый раз, как ты будешь кусать меня за ногу, я буду скармливать тебе по доброму куску мыла. Если у меня мыло закончится – а оно не закончится, потому что в сумке еще два куска лежит, и хозяйственное тоже, – мы сходим к нему, – ружинский палец ткнулся мне в ширинку, но владелец пальца смотрел в другую сторону и не заметил своей маленькой оплошности, – и возьмем его кусок. Так что обещаю: твой желудок простирается лучше, чем белье в прачечной. Сечешь?

– Секу, – пробормотал обалдевший вконец ментик.

– Вот и хорошо. А говорить будешь?

Ментик отрицательно покачал головой, и Ружин пнул его в голень. Серая штанина дернулась в сторону, и нога напарника, воспользовавшись этим, проворно пробралась к паху пленника и придавила все его мужское достоинство к полу. Ментик широко распахнул рот и заорал хриплым голосом. На сей раз мыльная пена все-таки полетела из его рта.

– Я тебе, сволочь, к концу дня омлет сделаю! – зловеще пообещал Ружин.

– Погоди, – я оттащил его в сторону. – Ты почто животину зря мучаешь? С ним надо не так. Теплом, ласкою – он и оттает. Что ты хочешь узнать?

– Какая тварь под крыльцо бомбу подложила?

– Если точнее – хочешь узнать, кто тебя подорвать хотел? – для верности переспросил я. Ружин согласно кивнул, и я довольно ухмыльнулся. – Так на это и я ответить могу. Тебя хотели подорвать Катаев, Иванов, Засульский, Сотников, Козодой и еще примерно три тысячи человек, в чей штаб ты без спроса проник давеча ночью. Такой ответ удовлетворяет?

– Ни разу, – возразил Ружин. – Мне нужно конкретное имя.

– Э-э! – я покачал головой. – Это попахивает самосудом и использованием служебного положения в личных целях. К тому же против правил нашей гуманной социалистической законности.

– Плевал я на законность! – зло сказал Ружин и ментик вздрогнул, потому что это уже была серьезная заявка на его инвалидность. – Я не бронепоезд, чтобы под меня бомбы подкладывать. Вот! – и он сунул под нос ментику аккуратно скрученный кукиш.

– Не глупи, – мягко сказал я, стараясь придерживаться старинного сценария о двух следователях – добром и злом. – Он же обыкновенная шестерка, просто участвовал в операции вместе с Засульским. Ему что – доложили, кто проводил параллельную операцию? Лучше спроси что-нибудь еще, и он ответит. Правда, бобик? – и я ласково посмотрел на ментика. Тот тоже посмотрел на меня круглыми от страха глазами, но ничем не выдал своего согласия. Упертый тип. Готов быть разрезанным на части, но рта при этом не раскроет. Правда, малообразованный в плане медицины. Иначе знал бы, что быть разрезанным на части – это далеко не самое страшное. Бывает, куда большую боль причиняет простое выдирание зуба.

– Да что ты с ним рассусоливаешь?! – взорвался Ружин. – Ты его хоть в жопу поцелуй – он тебе ни на один вопрос не ответит. Думаешь, я у него на другие вопросы ответов не спрашивал? Молчит, стервец, как тюлень!

– Да? – это была информация к размышлению. Из которого вытекало, что, раз парнишка все равно молчит, можно и мне переходить к более радикальным мерам. Потому что в противном случае он так и промолчит вплоть до второго пришествия. А этот вариант ни меня, ни Ружина не устраивал. И все-таки я решил, что еще одна попытка напугать ментика словесно не повредит, а потому повернулся к Ружину и спросил: – А если мы его тут до смерти замучаем, куда труп денем?

– Делов куча, – напарник легко принял игру. – В окно выкинем. В ванной пол помоем, никто ничего не заподозрит.

На мой взгляд, последняя фраза была лишней, но сообщать об этом ментику я не стал. Вместо этого, приняв задумчивый вид, проговорил:

– Ну, хорошо. От трупа легко избавиться. А если изувечим сильно? Слушай, есть нехилая идея – в таком случае просто вызовем ФСБ и сдадим тело с рук на руки. Спросят, что с ним случилось – скажу, что я его таким из машины Засульского достал. Ну, сам понимаешь – скорость была офигенная, автомобиль в дерево врезался, потом загорелся… Хорошо, что вообще жив остался. А я, спасая его, чудеса героизма проявил. Может, и медаль дадут. Что-нибудь вроде «За отвагу на пожаре». А? Как считаешь?

– Не, – Ружин отрицательно покачал головой. – Медаль не дадут. У нас за такое говно медалей не дают. Но поверить – поверят.

– Вот и хорошо, – умиротворенно согласился я. – Мне, собственно, больше ничего и не надо. Теперь за работу.

Я повернулся к ментику. Тот выглядел очень запуганным. Ну, то есть совсем. Между ног расплывалось темное пятно мокроты. И от него несло, как из выгребной ямы. Но никакой готовности говорить по-прежнему не наблюдалось.

– Э-э, да он обделался, – сообщил я Ружину. – Причем с обеих сторон. С таким вонючим даже работать противно.

Тот вдруг хлопнул меня по спине и плотоядно оскалился:

– А может, заставить его вылизать собственные подштанники?

– А если не захочет?